«А он подарил бы его тебе, ляля и цаца… потому что он такой же морской житель, и у него тоже вместо крови — соленая морская вода».
Думать об этом было одновременно печально и радостно. Будто она снова там, в своих шестнадцати, вольна перебирать воспоминания, одно за другим, падать в них, как в ночное море.
От темных сосен послышался возглас, ударил какой-то гонг. Инга встала на прибое, не решаясь подходить ближе. Что там происходит? Вдруг сейчас побегут к воде, и на нее набежит Виолка, волоча за руку манерную Ташку. Раскричится, прыгая вокруг, и еще не дай Боже потащит к Петру.
Проще всего развернуться и уйти. Выкупаться неподалеку от дома Гордея, посидеть с ним, под веревкой, на которой полощутся еще несколько стариковых ситцевых трусов, и машет рукавами такая же ветхая тельняшка. И, выкурив еще пару сигарет, улечься в палатке, думая о том, что она не синяя, а как та, на Атлеше — алый лепесток шиповника.
Перекрывая смутный палаточный свет, заходили среди сосен черные силуэты, негромко перекликаясь. Вспыхнул на широкой поляне, обрамленной соснами, костерок. Инга вышла из воды и, увязая в песке, подобралась к черным кустам. Встала за ними, прислушиваясь. Люди подходили к отдельно стоящей палатке, что раскинута была рядом с кустами с другой стороны, по очереди брали что-то белеющее и уходили к поляне. Переминаясь, Инга зацепила кроссовками ветки и оступилась, треща. Чертыхнулась шепотом.
— Возьмите, — сказал ясный голос.
Она помедлила и, закусив губу, обошла кусты. Женская фигура маячила, протягивая светлый комок. Лица не разглядеть, и значит, она тоже меня не сильно-то видит, подумала Инга, принимая в руки мягкую ткань. Женщина молча отвернулась и ушла вслед за остальными, на ходу облачаясь в легкое покрывало, накидывая край на волосы.
«В балахонах ходили, дурдом на выезде» вспомнила она слова Олеги. С глухо стукающим сердцем растрясла комок, кинула на плечи легкую кисею. Сунула в куст кроссовки и медленно пошла за остальными, туда, где посреди поляны заныла тихая музыка и в такт ей зашелестели флейты-погремушки.
Светлые фигуры сидели, очерчивая большой круг, покачивались в такт музыке. От костерка прыгали красные блики, и Инга, придерживая на шее кинутое на волосы покрывало, выбрала себе место, села, подбирая ноги. Теперь она такая же, как все эти пеньками сидящие последователи. И ждут, наверняка, Петра. Ну-ну. Послушаем. Уж кто-кто, а она, модель прекрасной вечной девственницы с его рекламного глянца, имеет право послушать, чем он тут кормит своих поклонниц.
