Виолка навалилась на стол грудью, дергая круглым плечом со спадающей лямочкой майки.
— Каждый август Скала едет в Крым. На мыс Казантип. Блин, Инуся, та я и не знала, что за Казантип такой! Ну вот. Там, рассказывает дальше Танька, там прекрасные такие пляжи, для нудистов. И эти. Ну, практики. Духовные!
— Прикосновений?
— Ну да! Ты не думай, никакой порнографии. Все идут на природу. Там погружаются в транс. Медитируют. Петр говорит. Погружает, значит. И наступает единение! Вот.
— Виол, а девственность-то причем? Или просто слова красивые?
— Не. Почитаешь там дальше. Суть такая. Что, значит, в каждой женщине, независимо, возраст или килограммы, в ней есть эта. Такая вот, как ты на обложке. Девственная жаркая дева. И ее надо вспомнить и в себе пробудить. Вот Петр и пробуждает. Я даже хотела поездить зимой-то на курсы, но не успела. И сразу купила семинар, летний. Потому что Танька рассказывала, учение о прикосновении, это как раз летние практики, чтоб сразу и освобождение от оков.
Инга выставила перед собой ладонь.
— Да подожди ты. Значит, он сейчас не художник? Он теперь этот, гуру, что ли?
— Почему не художник, — обиделась Виолка, — вот смотри, в этой рекламке, это ж все репродукции. Ты не врубилась да? Инга, у него выставки, с картинами. Кругом на них ты. Вот это, что смотришь, оно висит там, в галереях, и народ валом прет, всем нравится.
Виолкин палец уперся в бедра смуглой красавицы, что сидела на камушке в позе Аленушки, опустив к воде прекрасную ножку. Красиво держа красивые руки, расчесывала черные волосы золотым гребнем.
— Картины, — подавленно повторила Инга, — это — картины… Черт и черт. Это — картины? Висят?
— Ну да. А чего? Смотри, прелесть какая! А прикинь, оно на всю стену, а? Покупают хорошо, между прочим. Конечно, ты тут молоденькая совсем и как это — с художественным видением срисована. Если б я фотку Каменева не увидала, я б тебя не узнала на картинах-то, извини.
— Еще бы…
— Но когда его увидела, уй, думаю, бля! Та это ж наша Инга Михайлова! Слу-у-шай, я вот чего подумала, насчет прикосновений, это он про тебя пишет, да? Ты почитай, и мне потом скажешь, ладно?
— Хорошо Лебедев старый был.
— Что?
Инга пальцем отодвинула смуглую красавицу.
— Учитель его. Лебедев. Петр жаловался, что тот его гнобит и ругает. Думаю, помер, царство ему небесное, хорошо, раньше, чем это вот.
— Скажите, какие мы мадонны, — обиделась за Каменева Виола, — а мне нравится. Думала — обрадуешься. И вообще хотела тебя позвать. Прикинь, явление атернум вирджинити народу, а? Хотя, в жизни ты вовсе не такая, как на картинах его.
