Меру, выгибаясь и дёргая правой рукой, повернулся, быстро, червем, подобрав к животу ноги, перекинул через себя левую руку и смог ухватить толстое древко. Кот наваливался, наверное, смертельно раненный охотниками, но Меру это не помогло, потому что, пока зверь умрет, он успеет убить, а размаха нет никакого, и над ухом, в которое капает горячая слюна, раскрыта огромная пасть, жаркая, как день. Провести под брюхом руку с намертво схваченным копьем и размахнуться сбоку, попасть в толстую шею, отталкивая. Чтоб клыками в траву, а не в голову…И всё это — до следующего вдоха.
Меру потащил копьё, перед глазами замелькали чёрные весёлые круги, выдох длился и ещё не кончился, но он уже понимал — не успеет. Туша зверя валилась сверху, и охотник, поворачиваясь обратно, снова лежал на спине и видел над собой пасть, клыки и пещеру нёба с красными складками потолка. Увидел вдруг себя, маленького под этой жаркой крышей, идущего внутрь, в глубину, где смерть.
— Проси, — сказал голос внутри головы.
— Не успею… — отвечая, подумал Меру.
— Проси! — слово распухло, кинулось из головы наружу, и сбоку заорал второй охотник, тот, что воткнул свое копьё в кота и надорвал жёсткую шкуру:
— Проси Владык, Меру!
— Проси-проси-проси, — шуршала трава, и этим же словом кололи спину прошлогодние стебли.
И даже красная бездонная пасть, проглатывая рычание, выгрохотала языком не человека:
— Проси!
Меру открыл свою пересохшую пасть навстречу зверю и закричал туда, в глубину валящейся на него смерти, пахнущей гнилым мясом:
— Жизни прошу, Владыки!
И начал следующий вдох, последний для него или первый в продолжении жизни.
— Получиш-шь… за своих женщин…
— Да!
Вдох длился, воздух обжигал горло, а пасть наверху не остановилась, но рядом с ней показалось хмурое небо, сперва маленьким куском, побольше, и вот уже нет ничего: только круглые облака и синие просветы. Лёгкие Меру разрывало от воздуха, из которого ушёл в сторону запах зверя, он лежал теперь рядом, и Меру слышал кожей, как толчками бьёт ему на руку горячая кровь. А ногу щекочет шерсть, когда огромный старый кот дёргается, умирая.
Всего три вдоха и выдоха лежал Меру, пока сквозь чёрные круги перед глазами не стали видны мечущиеся фигуры охотников, размахи копий, шевеление метёлок травы над головой. И после пришла боль пополам с радостью. Неподвижная рука полна огня, что лезет по ней змеёй к голове и сердцу. А сердце, размахиваясь, стукает — живой, живой, живой!
