Я промолчала. Я ценила… наверное. А впрочем, не всё ли равно?
Истор пересел со стула на кровать, взял мою руку и пощупал пульс. Потом посмотрел горло, пощупал лоб, на секунду оттянул нижнее веко.
— А позвольте вас спросить, юная леди, — по-прежнему бодрым, чуть шутливым тоном осведомился он, — чем вам так уж не угодил этот свет?
Я подозрительно прищурилась. Неужели не знает? Мне казалось, весь мир уже должен быть в курсе, какой идиоткой оказалась названная невеста виконта Телбриджа.
— А чего в нём хорошего? — хмуро откликнулась я.
На душе было настолько паршиво, что не хотелось даже притворяться, изображая из себя хорошую и правильную девочку. А физическая слабость только добавляла мне лени.
— А разве хорошего мало? — откликнулся в свою очередь доктор. — Вы молоды, красивы. У вас впереди вся жизнь. Вы даже не представляете, сколько радости вас ещё ожидает. Скажите по секрету, сколько вам лет? Я понимаю, вопрос нескромный, но я же доктор, мне сказать можно. Если хотите, можете немного приврать и накинуть себе пару лет для солидности, — добавил он, подмигнув.
Я улыбнулась и ничего накидывать не стала.
— Семнадцать.
— Семнадцать! — мечтательно повторил Истор. — Какой чудесный возраст! Эх, когда мне было семнадцать, я… Впрочем, нет, об этом нельзя рассказывать молодым впечатлительным девушкам.
Я снова улыбнулась.
— Так вот, вернёмся к сути нашего разговора. Скажите, например, вы любите шоколад?
Я не понимала, причём здесь шоколад, но нехотя кивнула. Шоколад я любила. Особенно горький с орехами.
— Ну, вот видите. А представляете себе, сколько шоколада вам предстоит ещё съесть за долгие годы вашей жизни? И что, вы готовы так-таки взять и отказаться от всего этого сладкого великолепия?
Я натужно усмехнулась. Если получить такое великолепие разом, мой живот этого не выдержит. Впрочем, о чём это я? Какой шоколад? Я даже не помню, когда ела его в последний раз. В пансионе нас крайне редко баловали подобными лакомствами. Несколько раз за всё время, по большим праздникам. А в замке шоколад просто-напросто не водился. И, насколько я могла судить, не заведётся. Уж точно не ради меня.
— И, поверьте мне, в жизни есть много других радостей, куда более важных, чем шоколад, — продолжал развивать свою мысль доктор.
Вот только меня он не убедил.
— Моей жизнью управляют другие люди. — Для разнообразия я в кои-то веки говорила правду. — Они решают почти всё, от мелочей до самых ключевых моментов. Меня никто даже не спрашивает, чего я хочу. И не собирается спрашивать. Какие тут радости?
