— И что, вы не общаетесь с иностранцами? Они ведь большие охотники за предметами старины? — спросила она как-то Бендера.
— Нет, почему. Бывает… — и он, как вспомнил сейчас, проявил наивную доверчивость и рассказал ей о немцах, об англичанине, о недавнем польском покупателе. С ним Адам Казимирович нашел так много общего, что проговорил с поляком более получаса на их языке.
Теперь Бендер понял как он опростоволосился своей беспечностью и так легко попал на крючок этой симпатичной энкавэдисгке. Он так разволновался, что не находил себе места, чтобы успокоиться. Обернулся и устремил свой взор на здание, где размещалось НКВД. — «Голгофа»— промолвил он, вернулся к машине и быстро поехал с Адамом к себе.
Если до этого Остап просто чувствовал, что деятельностью его учреждения кто-то интересуется, хотя явных доказательств еще и не было, то после этой встречи великий комбинатор уже в этом не сомневался.
Он явно себе представил что его знакомая энкавэдистка докладывает своему начальству после каждой их встречи. И особенно, когда сообщала, что в полуподвал его учреждения захаживают не редко граждане заграничных стран. И перечисляет: немцы, англичане, поляки и другие.
Из уголовного кодекса Бендер знал, что за скупку краденого существует уголовная ответственность. А за продажу антиквариата, имеющего государственную ценность, наказание еще строже. Особенно за продажу иностранцам, что способствует вывозу таких ценностей из страны.
Великий комбинатор явно ощутил нависшую над ним и над его друзьями опасность.
— Да, коммерция антиквариатом чревата уголовщиной, — вслух проговорил он, но его слова не были услышаны Козлевичем. Он в эту минуту был сосредоточен на объезде двух грузовых подвод, которые заняли большую часть дороги. И это было хорошо, отметил Остап. Не стоит прежде времени нагонять страх на славного непревзойденного автомеханика.
Эту ночь великий предприниматель спал плохо. Чего нельзя было сказать о крепком сне его друзей.
Остап часто просыпался, тяжело вздыхал, вставал, пил воду и ложился снова, стараясь уснуть. Но мысли, обуревавшие его комбинаторский ум, не давали ему сделать этого. Он размышлял: «Что касается нахождения кладов, то это дело случая и вполне может быть чисто мифическим. Когда я вижу, что сотрудники НКВД уже знакомятся с моим учреждением, а это небезопасно для меня и моих компаньонов, я принимаю твердое решение уехать из Киева». И после затянувшейся бессонницы, уже перед сиреневым утром, засыпая, промолвил:
