Ноль часов по московскому времени. Новелла I | страница 14
— Значит, что именно ими интересуемся, хозяева не заподозрили?
— Сто процентов.
— Та-ак, пойду Мокову докладывать, — шеф полувопросительно посмотрел на нас, и мы оба кивнули. — Пойду, только не вижу причин что-то менять в завтрашних планах.
Менять, как мы тоже предполагали, ничего не пришлось. С личностями дагестанцев разобрались: он — бывший профсоюзный руководитель республики, она — замминистра образования, тоже бывшая. В общем, много хапавшая, особенно в последние советские годы, номенклатура.
Здесь важно кое-что сказать на национальную тему, которой еще не раз придется касаться.
Ни я, ни отец с братом уже несколько лет не навещали Россию, хотя регулярно собираемся, но каждый раз почему-то намерение не доходит до окончательного решения. А по «тарелке» смотрим Родину почти каждый день. И если символически выразить видимое-слышимое за последние годы — цвет будет серый, а звук — минорный с траурным даже оттенком. Очень много речи сейчас о национальном, причем в двух разных проблематических планах: конфликтности между русской частью страны и Кавказом (плюс Азия) и самоидентификацией, а соответственно — поиском «своего пути», и с сильной разноголосицей: быть или стать непонятно какой и зачем империей; что где-то скрыта национальная идея, способная потянуть нас как паровоз — вот только б ее найти; с упованием (или не) на религию; с наличием (или не) международных против России заговоров.
По этому поводу сейчас скажем лишь, что только очень неразвитый, дефективный народ можно охарактеризовать одной единственною чертой или исторической функцией. Хотя, скорее всего, таких народов не бывает вообще, а дефективная узость взгляда есть черта авторов подобных подходов. Впрочем, совсем в «дураки» подобных людей записывать не стоит. На примере классиков знаем, что некое единственное и окончательное решение, по-другому еще — панацею, искали и, казалось им, что нашли: Достоевский — «красота спасет мир»; Толстой — «опрощаться», превратить всё общество в гражданский трудящийся на земле монастырь; социальные утописты от западноевропейских до наших Кропоткина и Бакунин. Причина у них, в общем-то, уважительная — найти рецепт полного счастья для человечества, а толк от всех получился только один: указать потомкам исторические и социальные тупики. Не бывает одной грани у пирамиды. И никогда с одной точки вы не увидите ее всю, даже маленькую в своих руках. Вот это бестолковое «невидение» стало государственной российской политикой и последствиями, которые откровенно пугает. Ситуация эта не только российская, но отчасти и западноевропейская, связанная с арабами, турками и прочими «понаехавшими», однако! эти-вот-самые местную полицию, суды и другие органы не подкупают — не могут, а коренные жители понемногу смещаются от примитивного толеразма к более глубокому пониманию надвинувшихся на них угроз. Именно угроз, и вот почему.