Стихли шаги на лестнице, почти неслышно закрылась дверь комнаты Амали.
– Ну что ж, уважаемый Бохрам, пока дети договариваются между собой, мы, полагаю, можем вкусить от яств, коими столь умело потчует нас моя прекрасная жена!
Дахнаш сделал широкий жест, приглашая брата. Тот с некоторым недоумением воззрился на пустой лаковый столик. Но ничего сказать не успел – на нем с волшебной скоростью стали появляться блюда и кувшины, пиалы и чаши…
– О мой муж и повелитель! Я прошу у тебя и у нашего уважаемого гостя прощения за то, что не подготовилась как надлежит к сегодняшнему застолью, ибо лишь блюда человеческие могу сейчас подать, дабы ты потчевал нашего необыкновенного гостя…
– Прекраснейшая, – голос Бохрама воистину мог поспорить с мягкостью мягчайшего из шелков. – И это прекрасно. Когда я в облике человеческом, то нахожу невыразимую прелесть в блюдах именно человеческой кухни. Полагаю, дымящаяся чаша лавы меня бы не только не порадовала, но даже испугала бы.
«Ох, мой родственник… Особенно если бы из этой чаши вылетела раскаленная вулканическая бомба!.. Однако тебе не откажешь в учтивости».
Любой женщине приятна благовоспитанность гостя… Она и тут сделала свое дело, несколько смягчив суровое сердце Маймуны.
Дети колдовского народа, обратившись в достойных людей, мирно беседовали за богато накрытым столом. Беседа текла легко, как ручеек. И душа Маймуны уже совсем успокоилась, когда сверху раздался грохот. Потом к грохоту примешался крик, а потом на лестнице послышались более чем быстрые шаги – кто-то бегом, перепрыгивая через ступени, спускался во дворик.
Перепуганная, покрытая крупными каплями пота физиономия Джидриса была столь выразительной, что Маймуне уже не нужны были никакие расспросы. Но и Бохрам, тучный отец, ничего спросить не успел, ибо Джидрис схватил его за руку и буквально потащил к калитке.
– Идем, отец! Не нужна мне никакая жена… Не нужны мне никакие связи, никакие возможности… И даже должность, которую обещали, если я женюсь…
– Но… Мальчик…
Что было дальше, осталось для Маймуны неясным. Вернее, она решила, что не будет пытаться услышать, что же творится на улице и чем напугала Амаль неудачливого жениха.
Однако Дахнаш придерживался совершенно иного мнения. Он открыл было рот, чтобы возопить, призывая Амаль, но та уже появилась у очага, весьма довольная. С удовольствием оглядела столик и схватила румяный пирожок. Аппетит Амали не могла бы испортить буря, если бы разыгралась перед самым ее носом.
