Древние чары и Синдбад | страница 41



Недоумение и удивление Маймуны длились недолго – ифрит вернулся домой задолго до полудня. О его триумфальном появлении возвестил нешуточный грохот: необыкновенных размеров блюда, несколько кувшинов и чаш, с десяток пиал произвели шум, который не услышал бы лишь глухой.

– Дочь наша! Жена наша!

– О громогласнейший! Зачем так кричать – мы же обе здесь, всего в двух локтях от тебя!

– Амаль, малышка, посмотри!

Лицо Дахнаша лучилось самодовольством.

– Эту посуду из бронзы я сам украсил эмалью и благородными металлами… Со дня твоего рождения я собирал ее, дабы в тот день, когда ты станешь невестой, подарить тебе утварь, достойную лишь царей!

– «Невестой», батюшка? – В голосе Амали читалось не столько удивление, сколько, пожалуй, смущение и облегчение.

– Ну конечно! В тот день, когда порог дома девушки переступает юноша, который горит желанием назвать ее своей женой, она, полагаю, и становится невестой!

– Так ты все знаешь?

Да, теперь Маймуна была уверена, что слышит радость облегчения в голосе дочери.

– Знаю? Знаю ли я?! О-о-о…

«Нет в этом мире более самоуверенного отца, чем мой муж… Они же говорят о разном, но при этом рады тому, что понимают друг друга!»

– Батюшка, какое счастье!

– Знаю ли я?! О дочь моя, да я узнал это самый первый! Я практически своими руками устроил так, чтобы двери моего дома открылись сегодня для моего будущего зятя!

– О, я счастливейшая из дочерей! – И Амаль кинулась отцу на шею.

– О, я счастливейший из отцов! – И Дахнаш заключил дочь в объятия.

Маймуна же взирала на эту идиллическую картину с ужасом. Ибо она легко могла себе представить, что произойдет после ухода Джидриса. Более того, она предчувствовала, какую боль переживет сегодня ее дочь. Чувства буквально раздирали джиннию… но она молчала. Ибо ничего поделать не могла – ни с мужем, ни с Амалью. Они оба сейчас были глухи к гласу разума, и вернуть им здравое суждение могла лишь суровая реальность.

Тем временем Амаль стала разглядывать драгоценный подарок отца, вытирая запылившиеся места кончиком шелкового шарфа, которым стянула волосы рано утром.

– Ох, это более чем драгоценный дар, отец мой… Какая удивительная работа! Какое буйство цвета! Какое изумительное мастерство…

– Я рад, доченька! Рад, что смог угодить тебе. Ибо, кроме тебя и мамы, у меня нет никого – никого, кого я мог бы баловать так, как мне этого хочется!

Отец и дочь взирали друг на друга с такой нежностью, что сердце Маймуны замерло. Но всего на миг – ибо внутренний голос предсказывал такую бурю, какой не видели еще стены этого дома.