Когда камни кричат | страница 18



  Розовые губы, карие глаза,
  Ты пришла внезапно, как майская гроза,
  Ты пришла на счастье, или на беду…
  Разве мог я думать, что я обрету?
  Встретились с тобою утром мы одним,
  И весь мир наполнился светом золотым,
  Потому, что знал я: ты моя судьба,
  Я твоей любовью пьян, как от вина.
  Счастье нам с тобою на двоих — одно,
  Мне с тобою лучше, чем средь грёз и снов,
  И пойдем по жизни мы, в руке — рука,
  Чтобы воплотилась наша в жизнь мечта.
  Я был юн и счастлив, и любим судьбой…
  Что же ты такое сделала со мной,
  Что к тебе навстречу каждый день спешу,
  И твоей любовью только и дышу?
  В море мне мечталось выйти на заре,
  Чтоб восход увидеть и простор морей,
  И чтобы крутая била в борт волна,
  Чтобы от свободы пьян был без вина.
  Только не об этом думаю теперь.
  Не о танце палубы — в этом мне поверь.
  Вся свобода мира больше не нужна,
  С тех пор, как в то утро встретил я тебя.
  Розовые губы, светлые глаза,
  Ты пришла внезапно, как майская гроза.
  Ты пришла на счастье, или на беду…
  Разве мог мечтать я, что я обрету?

Рокетт молча кружил новую подружку в стремительном танце. Говорить ничего не хотелось — наверное, так было и у того, кто сочинил песню. Единственное, что тревожило сейчас Рокетта — чувствует ли то же самое незнакомка… Незнакомка? У него такое чувство, что знает ее годы — а ведь она даже не представилась…

Когда мелодия оборвалась, и запыхавшиеся танцоры расселись на траве, потягивая вино, глядя на рассыпающий искры костер, звезды, тонкий серп молодого месяца, Рокетт решился спросить:

— Ты так и не сказала, как тебя зовут. Если, конечно, это не тайна, — добавил он, сообразив, что она может не называть имя специально. Когда захочет — представится.

— Правда? — удивилась девушка. — Конечно, не тайна. Меня зовут Мелина. Будем знакомы?

И совсем по-мальчишески протянула маленькую ладошку, Рокетт несмело пожал.

Мелина… Имена, пришедшие из мрака языческой древности, ныне были редкостью. Церковью они не одобрялись, а если их давали первенцу — не одобрялись сильно, вплоть до епитимьи. А уж имя проклятой Церковью мятежницы, как говорят, последней Верховной жрицы демоницы Исмины. Отец Маркиан рассказывал о той, древней Мелине, которая погубила тысячи Обращенных. Матери Мелины наверняка понадобилась вся смелость без остатка. И ради чего? Ради имени проклятой Церковью мятежницы! Поневоле приходят в голову мысли о ее лояльности… Ну, а яблочко от яблони недалеко падает.