— Он из ордоса, — в замешательстве произнесла я.
— Нет, — ответил Заур.
— Ордо Еретикус, — настаивала я. — Посмотрите. Его имя Вориет, он дознаватель.
Он забрал знак у меня, точнее — выхватил его из моей руки.
— Он не из ордоса, — повторил Заур.
— Но…
— Это маскировка, тупая ты ведьма. Если бы тебе нужно было проникнуть в тренировочный зал, принадлежащий ордосу, за кого бы еще ты себя выдавала?
Я кивнула.
— То есть, это подделка? — переспросила я, показывая подбородком на знак в его руке.
— Само-собой.
— Вы уверены, ментор?
— Могу показать настоящий, сравни их, если хочешь.
— Нет, — ответила я.
Он сунул бумажник в подсумок у себя на поясе и огляделся вокруг, ища, чем бы прикрыть труп. Его белые волосы сбоку слиплись от крови. Удар незнакомца пришелся по касательной, но раны на скальпе обычно сильно кровоточат.
— Иди вымойся, — произнес он. — Кран рядом с кладовкой. Как следует отмой обувь, а то наследишь кровью по всему дому. Потом сбегай за мэм Мордаунт. Скажи, что я жду ее здесь.
— Да, сэр, — ответила я, и еще раз посмотрела на мертвеца.
— Эти… Когнитэ, они всегда это делают? Проникают…
Он пристально уставился на меня.
— Я не понял, каким боком это тебя касается? — поинтересовался он. — Иди.
Несмотря на то, что секретарь был самым старшим из менторов Зоны Дня, главой дома считалась мэм Мордаунт.
Ее звали Эвсебия деа Мордаунт, но мы называли ее «мэм», вежливым сокращением от официального «мамзель». Она исполняла обязанности экономки, и к ее сфере ответственности относились вопросы снабжения Зоны Дня всем необходимым. Также она заменяла нам мать.
В большинстве случаев она казалась скорее мачехой, и, к тому же, находящейся на порядочном расстоянии. Впрочем, и в этих отношениях, случалось, мелькали проявления совсем материнской нежности.
Так произошло в этот раз. Когда я передала ей просьбу спуститься, она выразила беспокойство по поводу моего состояния и сообщила, что, если это будет необходимо, я могу зайти к ней посоветоваться.
Но в тот момент я была скорее взволнована и заинтригована происшедшим. Травма в полной мере проявилась позднее и оставила неизгладимый след.
Мэм Мордаунт была высока ростом и чудо как хороша собой, хотя невозможно было даже приблизительно определить ее возраст. Она пользовалась очень светлой пудрой, так что ее лицо походило на маску, красила губы алой помадой, прорисовывала свои высокие брови так, что они превращались в ровные полукружья и подводила глаза черным — ее облик вызывал у меня в памяти надменных цариц из древнегреческих трагедий. Ее черные волосы всегда были гладко зачесаны назад, открывая лицо, и заплетены в косу. Она всегда носила длинные, ниспадающие до пола черные платья, сотканные из тончайшего, как паутина, шелка. И она никогда не улыбалась.
