— Я… — голос его пресекся…
— Что ты? — спокойным, но глубоко сосредоточеннозлым голосом спросил его Батька.
— Я… сегодня… именинник…
— Так с ангелом! — Октава его упала на две ноты ниже, а сердце свирепело, и в нем развивались кровожадность и зверские инстинкты… Страшен он был в эту минуту.
— Я… — заговорил страдалец, — был в церкви…
— Доброе дело!
— Я потому и не успел выучить урока… — погасающим голосом продолжал Элпаха, видя, как с мертвенно бледного лица смотрели на него неподвижные, блестящие сосредоточенной ненавистью глаза…
— Ты думаешь, что радуется твой ангел на небесах?
Элпаха молчал; в его сердце пробивалась слабая надежда, что его не накажут, потому что Батькин гнев иногда истощался в нравоучениях, которыми увлекался он на полчаса и более. Элпаха ждал, что будет..
— Он плачет о твоей лености.
Элпаха ни жив ни мертв.
— И ты должен плакать. Поди сюда.
Элпаха ни с места.
— Поди же сюда! — тем же ровным, спокойным голосом повторил Батька.
Элпаха подошел к нему.
— Встань тут, около меня, на колени.
Дрожащий Элпаха встал.
— Твой ангел плачет, и ты заплачешь. Положи свою голову ко мне на колени.
Тот медленно исполнил это, не понимая, что с ним хотят делать. Но вот он сильно вскрикнул и поднял голову, за которую ухватился руками.
— Лежи, лежи! — сказал ему Батька.
Отчего вскрикнул Элпаха? А оттого, что Батька взял щепоть волос его, сильной рукой вздернул их кверху, вырвал с корнем и, постепенно разводя свои красивые пальцы, сдувал с них волоса и продолжал дуть, пока они летели в воздухе.
— Лежи, лежи! — повторил Батька.
Элпаха с воем опустил свою голову на колени его, как на эшафот…
Батька взял вторую щепоть Элпахиных волос и опять выдернул их с корнем и опять пустил их по воздуху.
— Простите, ради бога! — взмолился страдалец.
— Лежи, лежи! — отвечал Батька, Что-то сатанинское было в его ровных октавах…
Еще медленнее и хладнокровнее он повторил ту же операцию в третий раз.
Элпаха рыдал мучительно.
— Теперь поди встань на колени посреди класса! — сказал Батька, когда улетел последний волос Элпахи и пропал в воздухе.
Батька потом долго сидел, понуря голову. Не почувствовал ли он угрызений совести?
— Стой на коленях целый год!
Значит, совесть его была спокойна. Батька имел обыкновение ставить на колени на целый год, на целую треть, на месяц: как его класс, так и становись. Беспощадный человек!
В продолжение всего класса Батька разбойничал., Чего-чего он не придумывал: заставлял кланяться печке, целовать розги
