Труслоу взобрался на площадку и скрылся в теплушке. Оттуда донёсся его голос:
- Что касаемо тебя, парень, болтают, что ты шпик. Ты же янки.
- Кто болтает?
- Народишко. Да ты не дёргайся, пустые пересуды. Народу непонятно, что янки делает в виргинском полку? Тут кофе на печке, кстати. Будешь? Тёпленький. Не горячий, тёпленький.
- Не буду. – узнать о перешёптываниях за спиной было обидно.
Труслоу вышел на площадку с револьвером охранника в одной руке и кружкой в другой. Допив кофе, он соскочил к Старбаку:
- Пойдём. Пощиплем пассажирские вагоны.
- Разве нам не нужно вернуться к полковнику?
- Вернуться? За каким чёртом нам возвращаться? За каким чёртом мы тогда с поездом возились?
- Полковник ждёт. Мост подготовлен к подрыву.
- Полковник подождёт. Начнём с последнего вагона. Если кто-то решит поиграть в героя – стреляй. Бабам или детве верещать не давай, пресекай сразу. Пассажиры – как куры. Одну пнёшь – все заткнутся. Всё подряд не греби, нам надо будет делать ноги налегке. Деньги, побрякушки, часы и ничего больше.
Старбак окаменел.
- Вы… вы не можете грабить пассажиров!
Одно дело – красоваться перед напуганными людьми, и другое – нарушать шестую заповедь. Два раза в жизни отец жестоко драл Натаниэля, и оба раза – за воровство. В четыре года – за пару миндальных орехов, стибренных из миски в кухне, и второй – за то, что взял без спроса из ящика старшего брата игрушечный кораблик. С тех пор Натаниэль крепко-накрепко запомнил, что хуже воровства греха нет. А после кражи денег у Трабелла (которую Старбак поначалу-то и как кражу не рассматривал, будучи уверен, что помогает Доминик вернуть её законный заработок) он ещё и убедился, что за нарушение шестой заповеди Господь карает всегда, и карает безжалостно.
- Так нельзя. – насупился Старбак, - нельзя отбирать у людей их имущество.
- И что ты предлагаешь? – глумливо поинтересовался Труслоу, - Купить их манатки? Не дури, пошли.
- Я в таком вам не помощник! – упёрся Старбак.
За последние недели его совесть отяготилась и без грабежа множеством грехов: он бился об заклад, пил спиртное, вожделел. Он не почитал отца своего и не блюл святой день воскресный. Промах с Доминик тоже был грехом, но грехом легковерия. Перешагнуть же черту, нарушить заповедь, значило шагнуть прямиком в ад.
Труслоу вдруг захохотал:
- Я и забыл, что ты поп. Или полупоп. – он бросил Старбаку связку ключей, - Один из них от замка хранилища. Посмотри, обыщи. Там грабить некого. Найдёшь что-то военное, мне свистни. И, кстати, держи.
