- Из-за моего северного выговора?
- Ради твоих добротных башмаков.
- Мне так не кажется. – возразил Старбак и с вызовом предложил, - Хочешь – иди себе.
Какими бы злодейскими ни были рожи у посетителей, юноша скорее дал бы им перерезать себе горло, чем позволил Ридли усомниться в его храбрости.
- Иди, а я посижу.
- Рискуешь.
- Ничего. Иди, куда тебе надо.
Старбак отвернулся к стойке и щёлкнул пальцами:
- Стаканчик чего-нибудь покрепче. Один!
Всё это было чистой воды бравада. Спиртное Старбак плохо переносил, лишь пригубливая свою порцию и отдавая Ридли остальное. Вкус алкоголя ощущался во рту вкусом самого греха, пряно приправлявшим пикантность похода по злачным местам.
Ридли засмеялся:
- А ты не трус, Старбак, точно говорю.
Натаниэль упрямо повторил:
- Хочешь – иди.
- Не могу. Фальконер не простит мне, если тебя прикончат. Ты – его новая любимая зверюшка, преподобный.
- Зверюшка? – набычился Старбак.
- Без обид, преподобный. – Ридли раздавил окурок одной сигары и немедленно поджёг следующую. Сдержанность не входила в список присущих ему добродетелей, - Понимаешь, Фальконер – одиночка. Отсюда тяга подбирать и выхаживать раненых зверюшек. Отсюда и болезненное отношение к расколу страны.
Старбак не понимал:
- Из-за того, что он – одиночка?
Ридли досадливо помотал головой. Повернувшись к стойке, он облокотился на неё и, глядя сквозь пыльное треснутое стекло на двухмачтовое судно у причала, сказал:
- Фальконер поддерживает раскол только потому, что боится лишиться доверия друзей его отца. Он вынужден постоянно доказывать им и себе, что более пылкого патриота Юга нет и не будет. Потому что в противном случае искренность его патриотизма может вызвать серьёзные сомнения. Улавливаешь?
- Не очень.
Ридли скривился. Разжёвывать очевидное ему не хотелось. Вздохнул:
- Напряги мозги, преподобный. Земли у него – хоть ешь её. Он землёй не занимается. Не возделывает, ничем не засаживает, даже под пастбища не использует. Владеет и приглядывает. Ниггерам дал вольную. Спросишь, откуда у него деньги? От железных дорог и ценных бумаг, то есть наличные он качает из Нью-Йорка и Лондона. Он в Европе – свой, а на Юге – чужак, как бы ему ни хотелось обратного.
Южанин пустил колечко дыма и, покосившись на Старбака, спросил:
- Разрешишь дать тебе совет?
- Изволь.
- Не прекословь ему. Семья может спорить с Вашингтоном, из-за чего он проводит с ней минимум времени. Для личного же секретаря вроде меня или тебя пререкания – недостижимая роскошь. Наша работа – восхищаться им. Понимаешь?
