обслуживала красивая официантка с локонами песочного цвета. И так всегда. Во всяком случае, со мной — всегда. Почему именно мне, а не этим дегенератам выпала честь быть обслуженным шизанутым удодом в шапочке?
Еду принесли минут через пятнадцать, и я наконец-то мог отрешиться от других, сконцентрировавшись на ланче. Обед был хорошим, правда, я только суп и съел. Сам не пойму, зачем было столько заказывать? Я предпочитаю не есть ничего основательного, когда поблизости нет моего горшка. Ибо мой кишечник — распоследний сукин сын, за каждый хороший обед он жестоко меня наказывает. Я не шучу — от любой еды у меня в животе возникают волшебные пузырьки. Даже яблоко и то выйдет боком. Вроде кишечник мой, значит, должен быть на моей стороне, но нет, он не таков. Ему нравится меня изводить, не могу понять, чем я перед ним провинился. Поэтому я решил, что остановиться на супе — в моих собственных интересах. Тот картофель фри меня бы точно доконал, а я даже не знал, далеко ли бежать до подходящего горшка, чтобы излить наболевшее. Завидев своего официанта в дурацкой шапочке, я доложил ему, что закончил, и после добрых пяти минут ожидания принесли чек. Я оставил на столе десять баксов и двинул к выходу. Изнуренные голодом девицы и порядком надравшаяся троица все еще развлекались. Могу спорить, они там весь день проторчали. А Лобо покидал заведение.
Когда я вышел из ресторана, дала о себе знать анемия. Так что вместо того, чтобы пойти искать квартиру, я ломанулся назад к машине. Прикинул, что на поиски постоянного пристанища для моей особы есть в запасе еще пара дней. Прежде чем отъехать, я в последний раз взглянул на мое любимое дерево. И опять почувствовал себя великолепно. Может, и давление бы у меня не скакало, живи я под этим деревом или внутри него. Меня всегда преследовала мечта выдолбить сердцевину вот такого большого дерева и поселиться в нем. Я бы жил, как те гномы, которые делают печенье. Не помню, как их звали, но жили они в выдолбленных деревьях. Как раз то, что мне нужно. Мне нужно поселение, в котором одни лишь выдолбленные деревья. Говорю же — я мечтатель. Хронический, никчемный мечтатель.
Поскольку я все равно собирался поселиться в Чикаго, то идея предварительного ознакомления с городом показалась мне совсем не такой уж плохой, и, увлекаемый этой остроумной мыслью, я поехал блуждать по центру. Что, естественно, было с моей стороны большой глупостью, поскольку пробки были жутчайшие, а анемия разбушевалась не на шутку, что вылилось в чудовищную усталость. В результате я на
