В том же переломном пятом классе я предложила всем перейти на имена, — полагалось до этого называть друг друга по фамилиям. Предложение было принято, но в жизнь прошло с трудом, несмотря на то, что невыполняющего «постановление» сильно хлопали книгой по голове, да и обращение было не Боря, Ляля, Коля, Галя, а Борька, Лялька, Колька и т. д. Но все же справились, и, кажется, наш класс был если не единственным, то первым в этом невероятном по тем временам нововведении. Озорства тоже хватало. Но мы озорничали не злобно. Любимой выдумкой была следующая. Два раза в неделю, были уроки физкультуры, их назначали или до, или после большой перемены, чтобы мы успевали переодеться из платья в физкультурный костюм или наоборот (формы не было). Костюм состоял из очень коротких сатиновых шароварчиков и белой блузочки, на ногах — короткие носочки и спортивные тапочки.
Вот в таком виде мы, три-четыре девчонки, выскакивали зимой на улицу и бежали по Арбатской площади. Прохожие шарахались от нас. Мы вбегали в канцелярский магазин в начале Арбата, покупали у остолбеневшего продавца один карандаш или резинку и бежали обратно. Врывались в маленькую булочную, где продавали очень вкусный «хворост» в виде больших ажурных шаров, посыпанных сахарной пудрой, потом бежали через дорогу в молочную, где тоже все перед нами рассыпались в стороны, покупали по бутылке кефира и тут же этот кефир выпивали, хрупая хворостом, и бежали обратно в школу. Было и еще одно удовольствие — моссельпромщицы. Это были женщины в шапочках с козырьком и надписью: МОССЕЛЬПРОМ, торговавшие с лотков. Кажется, они продавали папиросы, которые нас совсем не интересовали. Но что было замечательно — это ириски. Те, что по три копейки пара, были светло-коричневые, вкусные, но обыкновенные. А вот по пять копеек пара были чудо: большие, квадратные, темно-коричневые и очень твердые. Купив эти ириски мы успевали ворваться в школу, переодеться в платья, если физкультура была до большой перемены, в последнюю минуту влететь в класс и сесть за парту, лучше за предпоследнюю, впереди я никогда не сидела. Вот тут и наступало блаженство. От беготни по морозу было весело и все кругом полно свежести. Под партой интересная книга, а во рту ириска, в которую сверху и снизу влеплены зубы. Единственная опасность — если вызовут к доске, разлепить зубы и что-нибудь сказать почти невозможно. А потом кончаются уроки, и бежим домой — переулками, бульварами, всегда разными путями.
