Критик улыбнулся:
— Вы любите писателей, которые страстно вовлечены в судьбы своих героев, я же предпочитаю спокойный, объективный подход. И еще поэтому люблю детектив таким, каким он сложился у Дойла и Кристи: сухая, деловитая манера повествования, никакой сентиментальности и головоломная детективная загадка. И разумеется, неизменная мораль: добро всегда побеждает, зло — наказано, справедливость торжествует. Все по правилам, все по «формуле», хотя, конечно, бывают исключения, например — Сименон, который не опасался быть сентиментальным в своих детективных романах. Но правила в детективе непреложны, и потому, наверное, их писать легко.
Ну что было на это возразить? Упрекать критика за предпочтение, оказываемое детективам перед серьезной литературой? Не он один. Но вот утверждение, что детективы писать легко? Однажды английский писатель Арнольд Беннет неосторожно обмолвился в одной из статей, что, мол, пьесы писать легче, чем романы. Ну и досталось же ему от Бернарда Шоу, который взял да и переложил прозой, в назидание мистеру Беннету, шекспировского «Макбета». Эффект получился потрясающий по комизму и убедительности, о чем я и поведала критику.
— Однако то высокие жанры, — прервал он ход моих рассуждений, — но заметьте: ни Эдгар По и Конан Дойл, ни Кристи или Сименон не считали детектив сколько-нибудь серьезным жанром. И По, и Дойл даже гневались, когда публика зачитывалась их детективными рассказами. Кристи, хоть и стала «королевой детектива», относилась к своей славе, а заодно и к своему читателю-почитателю иронически, а Сименон так прямо и назвал детектив «полухудожественной литературой» в противовес своим «трудным» романам. Еще, наверное, и поэтому с детективом особенно не церемонятся, когда экранизируют. Благо он, как правило, «телегеничен»: способен занять глаз и увлечь воображение, вернее, отвлечь его от действительности, которая нередко страшнее, чем самый страшный детектив. Признаюсь, я именно за это его и ценю.
— Но разве и в детективе не бывает так, что добро побеждает, но с потерями, а зло, хоть и побежденное, развенчанное и наказанное, успевает нанести удар, иногда непоправимый?
Однако мой критик стоял на своем:
— Все дело в формуле, — твердил он, — то есть самом назначении детектива, а он по замыслу своему — жанр оптимистический, вроде сказки. А трагизм это по части серьезного романа, «трудного», как его называет Сименон. И нареканий поэтому на детектив должно быть меньше. Какие могут быть серьезные претензии к несерьезному жанру?
