Ведь у Асму-Никаль был Дар, Дар видеть насквозь. И ещё она видела сны, она рассказывала Харапсили о звёздах в бездонных небесах, которые светили ей во сне. Сны Хараплсили были другими — неистовыми, жгучими и жадными.
Даже любовь была у них одна — юноша-поэт Алаксанду. Но так же, как в детской игре в прятки, Асму-Никаль первой нашла дорогу к сердцу поэта. Проклятая колдунья! Горячее, страстное сердце Харапсили вмиг стало тяжёлым и шершавым.
Руки Харапсили задрожали, словно держали не стихи, а собственный смертный приговор: «Он меня не любит! Он любит Асму-Никаль!»
Она прочитала достаточно, что бы понять — он никогда не будет принадлежать ей!
Харапсили разжала руки, и табличка, упала на каменный пол, звонко расколовшись на несколько осколков.
«Так же я разобью и любовь Асму-Никаль. Я заставлю его любить меня!»
Сметая всё на своём пути, словно горячий шамсин, Харапсили направилась к выходу. Она знала, куда идти.
Миновав коридор, она бросилась к лестнице. Шелестя одеждами, как ночная птица крыльями, она стремительно слетела вниз по ступенькам и оказалась во дворцовом саду.
Ночь принесла в дворцовый сад долгожданную прохладу. Пустынные сумрачные аллеи, укрытые тёмными кронами деревьев, пышные кустарники, цветы, источающие ароматный дурман, неистовое пение цикад, в котором тонули томные вздохи, страстный шёпот и звуки порывистых объятий, — всё было создано для свиданий влюблённых.
Для всех влюблённых, но не для Харапсили!
Она видела лишь летучих мышей, чьи хищные силуэты на фоне ущербной луны походили на тени загробного мира. Кусая губы, Харапсили придумывала казни, которыми бы казнила Асму-Никаль, одну ужаснее другой.
Стоя в чёрной тени кипариса, похожего на кинжал, Харапсили глядела на горящие, как глаза хищного животного, окна царского дворца. Всё глубже опускаясь в пучину страшных образов самых изощрённых способов мести, она и не заметила, как рядом с ней оказался некто, одетый как богатый сановник.
Возле самого уха она услышала настороженное прерывистое дыхание и вкрадчивый голос:
— Харапсили, дочь Аллува?
Девушка вздрогнула от неожиданности. Рядом с ней, взявшийся невесть откуда, будто сотканный из самой ночи, стоял Хантили, чашник царя и его ближайший родственник. Коварная, лицемерная усмешка, играла на его влажных губах.
Cпрятав под длинными чёрными ресницами свои сверкающие жаждой мести и отчаянием глаза, она надменно кивнула ему вместо ответного приветствия.
