Стоял, смотрел и ждал меня.
Он не изменился совсем. Или изменился? Случайная тревожная морщинка на лбу у виска, сильные руки в закатанной до локтей рубашке. Мой цветок — королевская лилия. Наш цветок. Стал еще ярче, словно живой. Тянется от запястья до локтя. Волосы темные, по-прежнему слегка вьются. Глаза с серебром, потемневшие, с затаенной мукой где-то в глубине. Все-таки изменился.
Лир шагнул на песок. Босой. Осторожно бросил на меня взгляд из-под ресниц и сделал еще один шаг. Боится, что уплыву? Я тоже этого боюсь, потому что соблазн кинуться в море — велик. Похоже, у нас одни страхи на двоих. Боится, что разлюбила? Это вряд ли. А я? Я тоже не боюсь, что он перестал испытывать ко мне чувства. Узор из королевских лилий у нас обоих на руке. Пока не умрем. Или не разлюбим. Но второе не случиться. Никогда. Первое — я не допущу. И он — не допустит. Что ему сказал обо мне Аран? А что не сказал? Теряйся тут в догадках. А Лир все приближается. Медленно. Осторожно. Словно боится спугнуть.
Осталось-то всего десять шагов. Он остановился. Посмотрел внимательно на меня, потом перевел взгляд на море. Захотелось крикнуть — да не сбегу я. Никуда я от тебя уже не сбегу. Но голоса не было. Может, и к лучшему.
Шаг.
Остановка.
Еще один.
Остановка.
Солнце по-прежнему тонет в воде, оставляя тени на песке и камнях. И ветра совсем нет. Еще один шаг, и еще один. И следующий. Так не идут, так ожидают приговора. Я замерла на камне, подставив лучам солнца сине-зеленый хвост, чешуйки которого, словно начищенные, сияют и искрятся.
Лир делает еще четыре шага. Быстро, резко, словно боясь передумать, а потом оказывается возле меня. Замирает, вглядываясь в мое лицо. И в его взгляде столько всего… Не передать. Не осмыслить. Не запомнить.
Я вцепилась руками в камень, так, что побелели костяшки. Совсем не такой должна быть наша встреча. Совсем не такой.
Ни когда он умирал. Ни когда я спасала.
Хотя, может, главное, что я вернулась? А он — ждал. И остальное не имеет значения. Совсем.
Лир неожиданно опустился на колени, обхватил меня руками за талию и уткнулся лицом в хвост. Я еще не успела это осознать, как он поднял голову и стал целовать меня вдоль чешуи, и от этого по всему телу разлилось неожиданное приятное тепло, граничащее с пожаром.
Солнце окончательно растворилось в море, почти высох мой хвост, когда Лир, наконец, остановился, тяжело дыша, и посмотрел на меня. В сумерках его лицо казалось таким родным и близким. Я разжала побелевшие пальцы, которыми сжимала камень, и, закрыв глаза, опустила их на плечи Лиру. Он притянул меня к себе и нашел своими губами — мои. И стали не нужны слова и объяснения. Все потом. Нас в этом мире только двое. Он и я. Остальное — переживем, вытерпим, сделаем. Даже все страхи куда-то испарились, расплавились под его поцелуями, разбежались огненными змейками по телу.
