— Предположим, я предатель, предположим, генерал Молли прав и во мне есть что-то чуждое. Вы действительно думаете, что смогли бы обнаружить это здесь, сегодня?
— Конечно, — со спокойной уверенностью произнесла Иможен.
Арман засмеялся:
— Значит, спектакль с освещением, кушеткой и манящим женским телом окончен, мадам? Вы позволите мне удалиться?
— Нет! — страстно ответила Иможен.
Арман поднял брови.
— Нет! Я не хочу, чтобы вы уходили. Я назвала вам только одну причину, по которой пригласила вас сегодня сюда! Но это не главное!
Она опять подошла поближе, и при свечах ее лицо оказалось вдруг нежным, юным, простым и искренним.
— В первый же момент, когда я увидела вас во дворце, я поняла, что в вас есть что-то особенное, вы не похожи на других. С первого же мгновения что-то пробудилось в моем сердце; оно росло и становилось все сильнее. Я больше не могу этого скрывать: я люблю вас, Арман, и хочу вашей любви!
Она раскинула руки, словно полностью отдавалась его власти, но в ее позе не было ничего смиренного, ничего умоляющего. Перед ним стояла женщина торжествующая и совершенно уверенная в своей неотразимости.
Да, здесь был искус: прямо-таки богиня спустилась с Олимпа, чтобы предстать во всей своей сияющей красе перед простодушным мальчиком-пастушком, привлекшим ее внимание.
Однако врожденная гордость не позволяла Арману капитулировать. Он поаплодировал и невозмутимо произнес:
— Превосходная игра!
Иможен снисходительно посмеялась и объявила:
— Игра? Хорошо же, наслаждайтесь! Такие приемы вам едва ли успели надоесть!
Она отошла к канделябру и загасила свечи. Комната погрузилась во тьму, лишь свет фонарей струился в окна из сада.
Арман услышал легкий шорох, и на свет вышла Иможен, совершенно обнаженная.
Она медленно, грациозно спустилась к мраморному бассейну — еще один снежно-белый цветок среди лилий ее сада… Вот она оглянулась через плечо, и в ее кокетливом взгляде и улыбке читалось приглашение. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Арман шагнул за ней. И вдруг замер, ощутив что-то знакомое, что-то забытое…
Он был сейчас сторонним зрителем дивного спектакля: красивая обнаженная актриса с драгоценным ожерельем на шее, потайной сад, вода, мерцающая в бассейне. Свет софитов падает на ее лицо, грудь, бедра и руку, манящую его.
Арман стоял у двери в сад, крепко вцепившись пальцами в занавеси. Казалось, прошла вечность, и волны памяти то отступали, то накатывали на него, как морской прилив. Он знал только одно: все это уже было с ним раньше! Но где, когда и почему? Нет ответа. Только понимание, что здесь чего-то не хватает, что-то не так. Он должен вспомнить, должен…
