Начались интенсивные работы по проектированию и компоновке такого вертолета. В ходе этих работ, выполнявшихся под руководством Михаила Леонтьевича, выяснилось, что продольная схема применительно к вертолету очень большой грузоподъемности имеет ряд серьезных недостатков. Они множились по мере увеличения платной нагрузки вертолета, которая вдвое превышала нагрузку Ми-6. Выполненные исследования показали, что построенный по продольной схеме вертолет будет иметь при заданной платной нагрузке существенно больший взлетный вес и меньший динамический потолок, чем вертолеты, спроектированные по другим схемам.
Поиски иной схемы шли полным ходом. Была проработана схема одновинтового вертолета с двумя редукторами от Ми-6, расположенными один над другим. Они создавали в два раза больший крутящий момент, что позволяло увеличить грузоподъемность винта. Однако полученное увеличение грузоподъемности оказалось недостаточным для выполнения заданных технических требований, и поиски были продолжены. Была проработана очень интересная идея главного конструктора двигателей Павла Александровича Соловьева, предложившего использовать тихоходную свободную турбину большого диаметра (6 метров) для привода несущего винта без применения главного редуктора. Оказалось, что характеристики такой турбины недопустимо ухудшались при отказе одного из двух двигателей, приводивших ее во вращение. Было рассмотрено несколько вариантов с поперечным расположением винтов. В конце концов Михаил Леонтьевич принял решение строить вертолет по поперечной схеме с предложенным им крылом обратного сужения. Однако известный в вертолетостроении ученый, сотрудник ЦАГИ и профессор МАИ Леонид Сергеевич Вильдгрубе очень резко выступал против применения поперечной схемы, считая, что вертолет нужно создавать по продольной схеме. Эту позицию поддержало пятое отделение ЦАГИ, которое занималось и теперь занимается научными проблемами вертолетостроения.
Для разрешения разногласий была создана специальная комиссия, которую возглавил известный авиаконструктор, начальник ЦАГИ Владимир Михайлович Мясищев. По непонятным причинам Мясищев сообщил о проведении заключительного заседания комиссии только накануне, причем во второй половине дня. Вечером Михаил Леонтьевич пригласил к себе домой заместителя по научной работе Андрея Владимировича Некрасова, начальника отдела аэродинамики Александра Самойловича Бравермана и меня, начальника отдела перспективного проектирования. Мы приехали к нему прямо с работы. Пана Гурьевна угостила нас ужином, и мы принялись за работу над нашим вариантом проекта решения. Михаил Леонтьевич произносил вслух очередной абзац текста, мы его обсуждали, после чего он записывал окончательный текст. Затем он читал написанное, мы снова обсуждали, что-то зачеркивали, что-то дописывали, после чего двигались дальше. Закончили около часа ночи. Михаил Леонтьевич вручил мне листочки (он знал, что я разбираю его частенько трудночитаемый текст, а у него была привычка местами писать только начало слов) и сказал: «Пожалуйста, перепишите это начисто и в восемь тридцать утра будьте в ОКБ».
