– Ах, Наталья Николаевна, голубушка, уж и не знаю, что делать! Не дом, а гошпиталь какой-то, и все эти грибы поганые. Ух, я Дуняшу! – встретила гостью старушка, потрясая в воздухе сухоньким кулачком. – Граф лежит, всю ночь маялся, но Бог помог, уже чаю с сухариками попросил. Максим вообще сознания лишился, вон доктора опять пришлось вызывать. Антон Иванович тоже лежит, а я здоровехонька, хоть и откушала на славу вчера.
В подтверждение своих слов тетушка громко хлебнула целебного ромашкового настоя из синей фарфоровой чашки.
– Отравились грибами. Накануне собирали, со сметанкой натушили, откушали все, а теперь вон оно что. Гошпиталь, говорю, как есть.
«Как жаль, значит, графа я сегодня не увижу», – расстроилась Наташа… Но что-то было еще такое в тетушкиных словах, что кольнуло ее легким беспокойством. «Граф – понятно, Максим – графов лакей, тоже понятно, а кто такой Антон Иванович?»
– А кто такой Антон Иванович? – спросила вслух Наташа.
– Ох! – Старушка, быстро обернувшись, зашептала, обрадовавшись возможности пожаловаться. – Муж сестры моей покойной, Женечки. Три года со смерти ее не встречались. А тут вот вдруг пожаловал!
Старушка замолчала. Потом, махнув рукой, опять зашелестела на ухо своей благодарной слушательнице:
– Куда-то умудрился все деньги промотать. Беден как церковная крыса. Сиротку убогую, Женечкой взятую на воспитание, толком не поднял. По слухам, весь в долгах к тому же. Хозяйство от его управы разваливается почти. Я вот тут даже, – Феофана Ивановна наклонилась к Наталье поближе, – даже запрос послала его управляющему, чтобы знать, как дела обстоят на самом деле. Вот жду ответа. Так и живем. Да что странно – денег не просит! Гостит, а чего целыми днями делает – неведомо. Ездит и ездит куда-то… Говорит, к чинам по кровному делу хлопотать. Ну а что делать – родственник ведь, не выгонишь. Хотя он даже Сашеньку уже начал раздражать… Тем, что сапоги не чистит до блеска! – вдруг нарочито громко произнесла старушка, и Наташа, немного сбитая с толку этими сапогами, не сразу заметила, что они не одни.
В дверях стояла белая как мел Дуняша и таращилась на барыню обезумевшим взором.
– Ну чего тебе? – немного сварливо поинтересовалась Феофана Ивановна.
– Барыня! – закричала Дуняша. – Не повинна я! Не единого плохого грибочка не подала, уж сколько служу. Барыня! Не на мне грех, не виновата! – И поперхнувшаяся всхлипом Дуняша только набрала в легкие воздуха, чтобы закатится новым криком, осеклась – в комнату вошел доктор.
