В комнате полумрак. Окна подернулись вечерней темной синью. Растения прикрыли весь свой цветковый табор. Большой кактус действительно цвел, но сейчас оранжево-белый цветок напоминал полузакрытый зонтик. Рядом, чуть левее, упругие струи фонтана синевато покачивались - это растение утром было каким-то незаметным, сникшим, а сейчас вдруг распрямилось и действительно стало похожим на фонтан. Кажется, оно так и называется. Какие странные ветви, или это листья. Из-под пластмассового ведра вылез сонный Мокки. Он светился, как фонарь.
Вот где огненный пес!
Маша перехватила мой взгляд, сказала:
- Идем на кухню, сейчас по телеку кино, я чай поставлю и займусь кексом. Идем же!
Она за руку вытащила меня из комнаты.
-Давно там была авария? - спросила я.
-Где?
-На реакторе.
-Не знаю. Кажется, полтора месяца назад. Ой, ну что же ты, бери пастилу. Не стесняйся.
Быстро они бегают, эти собаки, подумала я. И вдруг спросила:
- Почему ты назвала ее Джоанн? Вопрос ни к селу ни к городу. Так же странно прозвучал ответ:
-Потому что люблю Шекспира.
-При чем здесь Шекспир.
-Как при чем? - она даже сковородку отложила. - А кто же, по-твоему, автор "Гамлета", "Лира", "Ромео и ..."
-Ну как кто, известно, автор знаменит...
- Знаменита, хочешь сказать? Ведь это женщина. Знатная леди. И звали ее Джоанн. А поскольку не могла под своим именем толкать пьесы, не принято было знатным лицам, да еще женщинам, время-то было знаешь какое чопорное?
- Знаю.
- Ну вот и договорилась с неким простолюдином, шибко подверженным крепким напиткам, на которые у него деньжат подчас не хватало, вот и уговорила его принять на себя авторство, за хорошее вознаграждение, конечно. А он был малый не промах, сумел извлечь максимальную выгоду и прославить имя свое в веках.
-Откуда ты знаешь?
-Ну, понятно же, у автора женская рука, это чувствуется. Психология-то не мужская.
-Пусть так. А как ты узнала имя?
-Ну это уж моя тайна.
-Таинственная ты личность, Машка. Поделись хотя бы этой тайной. У тебя же их, небось, целый ворох, подкинь одну, а?
-Тс-с. Кино началось.
На экране замелькали титры, машины, люди пошла какая-то захватывающая телемуть, прерываемая рекламой. Все это сменилось сводкой новостей, потом — бесконечными страданиями Марианны. Марианна напоминала мне одну мою приятельницу, весьма преуспевающую в любви. Она всегда была в кого-нибудь удачно влюблена, а в нее, по-моему, влюблялись все. Она обычно пускалась в рассуждения такого рода в нашей женской компании:
