Поселок на краю Галактики | страница 36
— Еще хочешь?
— Нет, спасибо, а то в самолете стошнит.
— Смотри.
Нет, правда, хороший мальчишка, подумал Д. Материн рот, материны глаза, а говорят — моя копия.
— Меня в самолете всего разок и стошнило. Это когда я маленький был. Но мало ли что? — рассудительным тоном продолжал сын. — А так у меня, знаешь, какой вестибулярный аппарат?
— Ты должен понимать, — сказал вдруг Д., глядя на него в упор большими недобрыми глазами, — ты всегда должен понимать, что у тебя есть я. Просто у меня работа такая, что я тебя любить не должен. Что мне расслабляться нельзя. Ты помни, что я тебя не прогоняю, а для твоего же блага.
— И для блага всех, — тихо сказал мальчишка.
— Точно.
Непонятно было, ирония это или нет, но Д. решил, что лучше принять всерьез.
— Пап! — сказал вдруг мальчишка и в первый раз поднял глаза. — Пап, а когда импатов не станет, ты меня будешь любить?
— Конечно.
— А как?
— Ну как? Целовать буду. Обнимать. Ласковые слова говорить. Любить — просто.
— Как мама?
— Как мама.
Мамы у них не было. Мама у них погибла от импато. Уже и лица он ее не помнил. Только осанку и волосы. Сволочи. Паразиты. Какие волосы были!
— Пап! — осмелел мальчишка. — А почему ты спереди лысый, а сзади нормальный?
— Потому что спереди усы у меня. А сзади усов нет. Для равновесия. Ты допивай. Скоро ехать.
— Я уже пять раз летал на самолете. А из ребят больше чем два раза никто не летал.
— Да. Тебе повезло. Все конфеты не ешь. В дорогу возьми. Кислые.
— А скоро ты импатов перебьешь, пап?
— Не знаю. Не могу обещать.
Как здорово, подумал мальчишка, что он со мной так говорит сегодня, он никогда так со мной не говорил.
— Скоро, наверное, — сказал он вслух.
Проклятое солнце, говорил себе Д. Дерево перед окном что ли посадить? Я тоже думал, что скоро, я тоже думал, что вырасту и в один прекрасный момент все это кончится. Думал, вдруг наступит первое января и вдруг объявят: всему плохому конец, пожалуйста, поцелуйтесь все! И все тут же поцелуются, и всем станет просто ужас как хорошо.
— Я тоже, когда вырасту, импатов бить стану.
— Нет уж, — сказал Д. — И не думай даже. Хватит с них и меня.
Есть люди, которые не любят скафов, а другие — так просто боятся, думал мальчишка. И в интернате, и здесь. Я никогда его не спрошу об этом. Я вообще-то понимаю, в чем дело, только все равно спросить хочется. Но я не спрошу.
— Нас многие не любят и правильно делают, — сказал отец, и мальчишка вздрогнул. — Ничего в нашей работе хорошего нет. Многих она калечит.