Куклы Барби | страница 66
Сонечка была женщиной без особых призваний, пристрастий и талантов. На модно-притягательную «вамп» она тоже не тянула. Так себе, обычная среднестатистическая дама. Скучное будущее её было генетически заложено и веками предопределено: узаконенный муж, дети, вечный символ домашнего очага – сияющая белизной плоти кастрюля, скорбная сумка, с куском сырого мяса и овощами внутри. Ну, может, не совсем так, собирательный портрет корректировался веками, допустим, посудомоечная машина, собственный дамский (миниатюрной яркой «божьей коровкой») автомобиль, но в целом – одно и то же, первобытно-первозданная и никакими феминистскими штучками не истребимая суть женского быта.
Яркой красотой Сонечка тоже не отличалась, но одним замечательным даром щедрый господь её всё же наделил. Она испытывала необыкновенную радость жизни, парила над обыденным и вдохновлялась малым, и от этого лицо её всегда светилось, улыбка сияла, а глаза обещали смотрящему в их глубины несметные богатства внутри её естества. Чуткие на добычу мужчины роились вокруг неё, жужжали осенними мухами, но как-то всё невпопад, без широты, плоско и безрадостно. Сонечка иногда грустила по этому поводу, не как великая её тёзка из русской классики: без надрыва, прозрачно и тихо.
Мужик, действительно, к ней шёл, и это её оптимистическую натуру радовало, но как бы рьяно ни тянула она невод, рыбка попадала в сети всё мелкая, худосочная. Какой полёт? Скука смертная и пошлость того же бытия, обратная сторона блестящей бляхи-медали. Словом, сплошные обломы, а годы всё шли и шли, и вот только теперь, когда ей слегка за тридцать, в её жизни появилось что-то настоящее.
Сонечка не находила себе места от вдруг навалившегося счастья. Когда её белокурый Аполлон оставался ночевать, она носилась с ним, как с иконой, не знала, куда посадить и чем угощать, заглядывала в жующий рот и трагично спрашивала: «Вкусно?» Она мыла его в ванной, как младенца, мягкой розовой мочалкой, затем принималась приводить в порядок амуницию: стирала сорочки, наводила стрелки-указатели на брюках, ревностно отслеживала на носках ещё невидимые потёртости, волновалась, когда он икал и чихал (может, ненароком заболел?) и для профилактики пичкала его лекарствами. Словом, её трясиной затянуло новое чувство, больше смахивающее на уход за тяжелобольным, чем на обычные взаимоотношения между мужчиной и женщиной.
Сонечке доставалось от замужних подруг, которым, как всегда, виднее, потому что жизненный опыт и аналитические мозги. Больше того, они, подруги, за скобками её сюжета, значит, без эмоций, могут оценивать ситуацию трезво. Подруги мыслили ёмко и монументально, как древние бабки, чьи лица исполосованы продольно-поперечными морщинами, будто из них, как из ручейков воду, они черпают свою житейскую мудрость. Подруги синхронно качали головами и предупреждали. Потом, уверяли они, Соню настигнет неизменное разочарование и она обольёт их грудь слезами. Испорченные блузы не жаль, отстираются, а вот её, бедняжку, реанимировать будет куда сложней. Девчонки убеждали, что для настоящего мужика у него слишком много изъянов. Каких конкретно? Да откуда им знать? Главное – предчувствие. Железная женская логика. Что такое настоящий мужик, никто толком не знал, нарисовать фоторобот все наотрез отказывались, не разглядели как следует, темнили по поводу «какой должен быть» и жаловались, что их собственные – далеки от схемы-идеала. Своих они любят не вообще, а в частности, за отдельно взятые качества, а вот если сложить вместе все знания, то окажется, что женатый мужик капризен, мелочен и может ещё чего доброго оказаться сильно пьющим, так что не за что их любить. Всё дело в молодости, гормонах, зове плоти и вечной женской склонности к преувеличениям.