Да, разлюбили. Но теплых чувств не растеряли. Зачем же в угоду… даже не знаю кому — обществу? родне? друзьям? — зачем в угоду кому-то изображать несуществующее? Не осталось того, что зовет в постель, зато сохранилось то, что дает оставаться близкими — так остановитесь, сохраните хотя бы это! И все порадуются, не будучи поделенными на два враждующих — или делающих вид таковых — лагеря с тайными и явными перебежчиками.
А если прошло только у одного, а у другого — нет? Ну что ж, попробуйте тогда через суд принудить его любить вас по-прежнему!.. Ребенка (детей) в ход пустите, друзей, родню… Все это было бы смешно, когда бы не было реально…
Не помню, у кого из нас с Сережкой это прошло у первого. Возможно, у обоих разом — ведь мы были совершенно органичным целым.
Однажды, после не слишком захватывающей близости, он сказал, обняв меня, как обнимал обычно, когда мы были готовы отойти ко сну:
— Представляешь, кажется, я влюбился.
— Ой! — рассмеялась я. — В кого, в студентку, в лаборантку?
— Бери выше, — сказал он.
— В завкафедрой? — ткнула я пальцем в небо.
— В зав, — сказал он, — только не кафедрой, а отделом, в завотделом МИДа.
Я повернулась к нему лицом:
— В Валерию… как ее?.. Валентиновну?
Он спрятал лицо у меня на груди — он любил мою грудь.
— Да? — уточнила я.
— Угу, — кивнул Сережка.
— Это серьезно, — сказала я и прислушалась к своим глубинам — не колыхнется ли где свирепый когтисто-зубастый зверюга, чудовище с зелеными глазами.
Внутри тишина. Нет… вот что-то шевельнулось. Что это?.. Оказалось, легкий адреналиновый фонтанчик — такой же, какой сопутствовал моим ожиданиям встречи с последним любовником. Мое бессознательное существо порадовалось за любимого мужа и даже попыталось сопереживать ему в радости! Вот это да!..
Я крепко прижала голову Сережки к себе и чмокнула в макушку.
— А она в тебя? — спросила я с волнением в голосе.
— И она в меня, — сказал он и заплакал. Мой мужественный муж, мой стопроцентный мужчина заплакал, как ребенок.
— Ну что ты? — успокаивала я его. — Это ж здорово, что у вас взаимно.
Не знаю уж, от избытка каких чувств — благодарности ли ко мне, так мило отнесшейся к столь рисковому известию, прилива ли любви к своей недосягаемой сейчас возлюбленной, дорога к которой теперь вся сплошь зеленый светофор, того ли и другого, вместе взятых, — только муж мой устроил мне настоящее пиршество плоти. Иногда, остановившись и едва сдерживая себя, он говорил: ты не думай… я тебя сейчас люблю… только тебя… Ну и много разной — принадлежащей только нам с ним — любовной чепухи. Я верила ему. Я просто знала это!
