Я не дала ему договорить:
— Олег. Я могу уйти. Просто, без обоюдных объяснений… без базаров. Приедешь, заберешь свои вещи.
Как благородно!.. У меня уже начинал подрагивать голос. Но плакать я не собиралась! Ни в коем случае!
— Нужно будет с женщиной переспать — я к твоим услугам, — добавила я.
Как изящно! А?!.
Он поднялся, подошел ко мне:
— Прости. Ну прости. Симона.
А я уже заливалась в платок…
Он попытался обнять меня. Я вырвалась и отошла в угол, к погибшему фикусу — лучшей декорации для моей скорбно вздрагивающей фигуры придумать было бы трудно — села на подлокотник кресла и принялась сморкаться и вытирать щеки.
Не могу сказать, что я злилась или обижалась. Все-то я прекрасно понимала: его лучшие намерения по отношению к малознакомой женщине… просто и конкретно. В душе моей был покой. Но упустить предлог избавиться от невесть с чего и каким органом начавшей два дня назад активно генерироваться слезной жидкости я, конечно, не могла.
Я гордо поднялась и независимой походкой отправилась в туалет. Вода в кране, не в пример электричеству и телефонной связи, имела место быть. И даже двух разновидностей — холодная и очень холодная… Холодная, правда, скоро стала-таки горячей.
Я отерла лицо — макияж не сильно пострадал. Когда я встретилась в зеркале с собственным отражением, мне стало одинаково и стыдно, и смешно. Посмеявшись и постыдившись, я вышла.
— Олег, — сказала я, не глядя на него. — Давай с самого начала и откровенно… — Я разглядывала глянец маникюра на среднем пальчике с поломанным ноготком. — О себе… Я женщина свободная. И в том числе от страхов, предрассудков и рефлексий. Мне много лет. У меня богатый жизненный опыт. У меня солидный духовный багаж. Поэтому, если я что-то делаю, на что-то иду, что-то выбираю, я делаю это о-соз-нан-но. — Я подняла глаза. Он смотрел на меня серьезно, но как-то… легко.
— Я попросил у тебя прощения. Еще раз — прости. Я тоже свободный мужчина. От многого. Но, как видно, не от рефлексий, как ты это называешь. В данном случае я бы назвал это ответственностью. Понимаешь?.. Я пока не знаю, что меня ждет. Возможно, полное разорение. Это в лучшем случае. В худшем… — Он взял со стола, за которым сидел, надорванный конверт и сложенный лист и протянул мне.
Конверт был чистый, бумага тоже. Я посмотрела и то и другое на просвет — ничего.
— Что это значит?
— Это очень плохая весть, — сказал он.
— Что ты имеешь в виду?
— Это наш с женой условный сигнал. Мы договорились еще очень давно, когда дело свое начинали… Ну, знаешь, насмотрелись тогда и фильмов, и сводок, и процессов… Короче, если что, мы извещаем друг друга вот таким образом.
