Слушает Вася рассказы Владимира о красавицах-американках в шелковых чулочках, и кажется ей, что сама она становится все меньше, все некрасивее…
Потухла радость на сердце. И нахмурилась Василиса.
– Вы что же, в таких красавиц влюблены были? – Голос у Василисы глухой. Разозлилась на себя: зачем сорвалось?
Поглядел на нее Владимир. Внимательно. Ласково. И головой покачал:
– Свое сердце и любовь свою, Василиса Дементьевна, я всю жизнь берег. Только чистой девушке его отдам. А эти дамы что? Развратницы. Хуже проституток.
И опять радость подкатила к сердцу и застыла, не разлившись.
Для чистой девушки берег сердце?… Но ведь она-то, Вася, не «чистая» больше?… Крутила любовь с Петей Разгуловым, из машинного отделения, пока на фронт не ушел… Потом был партийный организатор, женихом его считала… Тоже уехал. Писать перестал. И забыла о нем.
Как же быть теперь?… Только «чистой девушке»!..
Глядит Вася на Владимира. Слушает и не слышит. Такая мука на сердце!.. А Владимир решил, что надоел он своими рассказами.
Оборвал, встал. Спешно так прощается. Холодно.
У Васи слезы к горлу подступили… Так и кинулась бы на шею ему!.. Но разве ему нужна она? Красавиц каких видел!.. А сердце свое «чистой девушке» бережет…
Проплакала Вася всю ночь. Решила Американца избегать, не встречаться. Что она ему?
Он бережет сердце свое для «чистой девушки»…
Вася решила Американца избегать, а жизнь решила теснее их свести.
Приходит Василиса в комитет, а там спор идет: назначить надо нового коменданта города. Одни Владимира предлагают. Другие и слышать не хотят… Особенно секретарь парткома уперся! Ни за что! И без того уже весь город об американце кричит. Разъезжает, словно губернатор, на своей пролетке от кооператива, папаху заломив. Обывателей в страх вгоняет!.. А сам дисциплины не признает. Опять на него жалобы: декретов в кооперативе не соблюдает.
Вася за Владимира заступилась. Обидно ей, что так про него говорят, анархистом зовут. Недоверие такое глупое! Лучше большевиков работает. Степан Алексеевич тоже за Владимира стоит. Голосуют.
Семь голосов против Владимира, шесть за. Ну, что поделаешь! Немного и сам Владимир виноват, хорохорится больно.
А Владимиру досадно. За что не доверяют? Он и сердцем, и душою за революцию. Узнал о решении комитета. Обозлился. Нарочно большевиков ругает:
– Государственники! Централисты! Полицейский режим вводить хотят!
На Америку ссылается, где надо и где не надо, свой «IWW» тычет… Комитет волнуется. Требует, чтобы Владимир «подчинялся директивам»…
