Взгромоздив затем огромную кучу драгоценностей, они заявили, что всем этим добром Габиний может распоряжаться по своему усмотрению, а они отказываются получать причитающуюся им часть добычи.
После того, как радость от победы несколько поутихла, Габиний, созвав солдат на сходку, поблагодарил их от лица отечества за проявленную стойкость и отказался от предоставленного ему права бесконтрольного распоряжения трофеями.
— Каждый из вас, стоящий здесь, достоин своей доли, — сказал наместник воинам, — ибо он жертвовал самым драгоценным, что только есть у него — самой жизнью. Поэтому та часть богатства, которая сегодня достанется вам, будет лишь незначительной компенсацией за вашу службу. Было бы непростительно для меня, вашего командира, если бы я воспользовался предложением, высказанным под влиянием душевного порыва, связанного с восторгом от блистательной победы, и стал производить траты, совершенно забыв о тех, кто проливал свою кровь ради её достижения.
Все, принимавшие участие в битве, получат вдвое от обычного вознаграждения, а центурионы и другие командиры впятеро от того, что им бы причиталось. Оставшуюся часть я обращу в деньги с тем, чтобы компенсировать собственникам их потери.
Речь Габиния была встречена гулом одобрения. Так он окончательно завоевал сердца солдат и мог теперь делать всё, что ему заблагорассудиться, опираясь на войско, верно преданное ему.
Возвратившись в Антиохию во главе победоносной армии, Марк Габиний отправил императору подробный отчет о всех предпринятых администрацией мерах, способствовавших восстановлению мира, порядка и спокойствия на части территории Империи, вверенной его надзору, усыпав послание к месту и не к месту чрезвычайно льстивыми выражениями и хвалебными славословиями в адрес августа. Вместе с тем, он, однако, в весьма жестких выражениях отстаивал свое право распределения военной добычи, минуя императорский фиск, ссылаясь при этом на необходимость укрепления доверия к провинциальной власти, неизбежно ослабевающей в периоды смут и потрясений.
Вызов был брошен. Наместник, столь явно игнорирующий законы Империи, ясно давал понять Риму, что его планы более амбициозны, чем простое обворовывание провинции в предвкушении сладкой жизни после возвращения в Город.
Витрувий отнесся к этому событию на удивление спокойно. Прочтя отчет, он заметил, что негоже держать столь выдающегося полководца вдали от Рима пусть на ответственной, но не отвечающей в полной мере его талантам и добродетелям должности, когда Империя, словно одинокий остров посреди бушующего Океана, окружена многочисленными врагами, постоянно угрожающими отечеству разрушением и гибелью. По поводу распределения захваченных трофеев август сказал, что Рим от этого не станет беднее, лишь бы подобное решение было скорее исключениям, чем правилом. Двор недоумевал и терялся в догадках. Император тем временем направил к Марку Габинию преторианского центуриона Аттия Силана с личным посланием, в котором поздравлял наместника с одержанной победой, столь значительной и славной, что, несмотря на определенные разногласия, возникшие между Римом и провинциальной властью, он решил наградить счастливого полководца триумфом, который и назначил своим эдиктом на 15 сентября.
