— Вы могли если не предвидеть подобное, — ответил Эварист, — то хотя бы сделать вывод из этих его теорий, ведь он проповедует, что ни наши общественные, ни религиозные нормы ему не указ!
— Но есть еще здравый смысл, зачем же навязывать мне чувство, разделить которое я не могу, — воскликнула Зоня.
— Думаете, рассудок имеет какую-то власть над чувствами? — сказал Эварист. — Он должен бы иметь такую власть, — но чувства постоянно бунтуют и побеждают.
Некоторое время они шли молча.
— Бедный старик, — проговорила наконец Зоня, — жаль мне его, мне его будет недоставать!
— Надеюсь, он больше не покажется, — заметил Эварист, — и вы его больше не увидите.
— Не знаю, — пожала она плечами, — посмотрим, когда он протрезвится.
— Неужели вам не приходит в голову, — . спросил юноша, — что теории, приводящие к подобной практике, немногого стоят?
У Зони блеснули глаза.
— Вы несправедливы, — горячо воскликнула она, — минута слабости и безумия не имеет ничего общего с теориями. Оттого, что в мудреце на минуту пробудилось животное, стоит ли пренебрегать мудростью?
— А чего стоит мудрость, не властная над человеком, ее провозглашающим?
— Вы придаете этому случаю слишком большое значение, — спокойно ответила девушка. — Меня-то уж он наверно не свернет с однажды намеченного пути.
Эварист грустно опустил голову.
— Знаю, — продолжала она, — в душе вы жалеете эту сумасшедшую Зоню, так же как и я вас, — вы представляетесь мне осужденным на духовную смерть, на жизнь автомата, которым управляют предрассудки, условности, устарелые законы и закоснелый фанатизм… Из нас двоих я более счастливая, потому что живу настоящей жизнью, вы же будете питаться мертвечиной…
Но из-за этого, мой мнимый избавитель, не сердитесь на свою названую сумасбродную сестру. Я к вам все-таки расположена настолько, насколько вообще могу быть расположена к кому-либо. У меня к вам слабость, может быть, оттого, что мне искренне жаль вас…
С милой улыбкой она повернулась к нему лицом. Эварист пылко схватил ее ручку и стал целовать.
— О, прошу, не уподобляйтесь Евлашевскому, расстанемся спокойно, по-приятельски. И не объясняйте мою симпатию ничем иным, как своей неполноценностью, — рассмеялась Зоня.
Они уже были недалеко от улицы, где стоял дом Агафьи Салгановой. Эварист проводил Зоню до места, откуда было видно подворье, пожал ей руку и ушел.
Неприятное впечатление осталось у него от этого странного происшествия и еще более огорчил последовавший затем разговор.
