Утром в гости пришел Григорий. Вначале он долго звонил, потом открыл дверь своим ключом. Автоматически, как у себя дома, повесил длинное пальто в шкаф прихожей, поменял туфли на тапки, прошел в комнату и сел на край всколыхнувшейся кровати.
— Настя, ты уже взрослая, можешь сама решать. Зачем тебе квартира на первом этаже? Есть отличное предложение. Двухкомнатная на пятом, переезд оплачиваю я, и пятьдесят тысяч в придачу.
Мне спросонья было не до общения с надменным Григорием, меня больше волновал вопрос «суженого», а для этого надо было достать из-под подушки записку с именем. При взрослом мужчине предаваться подобным детским забавам было неудобно, но записку под подушкой я все-таки нащупала. Развернула…
Я что, вчера слишком спать хотела? Что это за имя — Сигизмунд? Совсем я себя не люблю, если такое могла записать вечером. Настроение упало «на ноль». Григорий все бубнил о квартирах и деньгах, обсуждая вопрос переезда. Он решил, что обмен мы уже обговорили и пришли к соглашению.
— Гриша, но меня больше всего устраивает первый этаж. Если лифт сломается, а ломается он обязательно, например, когда отключается электричество, тогда мне необходимо будет забираться на высокий этаж. Не с моей ногой делать такие альпинистские восхождения.
Григорий, прищурившись, бросил на меня взгляд с видом барина, объясняющего бестолковой дворовой девке алфавит:
— Настя, в тех домах, о которых я говорю, есть собственные подстанции и лифты там не ломаются.
— А разве бывают хорошие двухкомнатные квартиры за сорок тысяч в элитных домах? Насколько я помню, ты платил за эту сорок, а с тех пор недвижимость подорожала.
Григорий думал о своем и мой вопрос сначала не понял. Потом снисходительно улыбнулся:
— Настенька, квартира, которую я тебе предлагаю, стоит не сорок, а почти семьдесят. Но мы столько лет были дружны с тобой, я так любил Катю…
Стерва понюхала тапочки Григория, и он скинул один, чтобы ей было удобнее. Собака поместилась в тапочке почти полностью.
— Квартира в Крылатском, престижный район… И пятьдесят наличными.
Не нравился мне сегодня Григорий. Дергается, смотрит не на меня, а в сторону. Врет. Но в чем врет? Нормальный вроде бы мужчина, то есть не последнее говно, а тут такое… Мутный разговорчик получался.
— Мне надо маме позвонить, посоветоваться.
— Настя, ты же взрослая, тебе двадцать пять лет.
Я сморщилась. Ой как не люблю, когда говорят о моем возрасте и моей несамостоятельности! На самом деле мне двадцать восемь. Ну и что? Я тут же набрала мамин телефон.
