— Это Матерь Божия допустила тебя рассказать Ей о том, что гнетёт твою душу, — сказал он.
— А как рассказать?
— Если не знаешь молитв, то говори своими словами то, что хочешь сказать, о чем хочешь попросить. Это и есть сердечная молитва. Она идёт от сердца, а не от разума. Если ты будешь верить, что тебе помогут, то тебе обязательно помогут, а если не верить, то лучше и не начинать просить. По вере и даётся…
Это был период, в который она или пила, или молилась… Днём пила кофе с коньяком, а ночью садилась на постели и своими словами обращалась ко всем, о ком рассказывали ей монахиня и продавец часов, а потом и к умершим родственникам, чтобы и они ей помогли…
Однажды на рынке Семирамида случайно заметила Карине. Обида на подругу, которая её предала, тут же пронзила все её существо. Ассирийка залпом выпила чашку кофе с коньяком, в которой коньяка было в три раза больше, чем кофе, и пронзительно закричала:
— Ах ты, лживая ослица с сердцем крысы! Как носит тебя земля, отродье змеи!
Карине вздрогнула, присмотрелась и, узнав свою бывшую подругу, с деланой любезностью сказала:
— Семирамида, что с тобой, дорогая? Я чуть было не подумала, что это какая-то котиха здесь кричит!
— Котиха? Ах ты падаль! Да, выпила я немного кофе с коньяком! — закричала ассирийка, которая выпила в этот день в общей сложности уже почти бутылку коньяка и чашку кофе, но считавшая, что она не пьяница, потому что пьёт кофе, в который просто добавляет немного коньяка, чтобы укрепить силы.
— Да, время оказалось жестоко к тебе, — с притворной грустью сказала Карине, с удовольствием отметив про себя, что она-то сохранилась очень даже ничего.
— Сейчас я к тебе окажусь жестокой, — злобно сказала Семирамида, глаза которой налились кровью.
Армянка не на шутку испугалась. Но тут подоспел продавец часов, он всегда умел успокоить ассирийку, и Карине удалось уйти.
— Зачем ты меня остановил? — горько спросила своего друга больная женщина.
— А что изменилось бы, если бы ты что-то плохое ей сейчас сделала? Тебе бы стало легче?
— Наверное, ты прав, — горько сказала несчастная, силы у которой сразу ушли. — Ничего нельзя вернуть, все пропало…
— А вот так нельзя думать! Проси у Бога, Он поможет тебе!
— Поможет… — беззвучно прошептала ассирийка. Глаза её закрылись, и она едва слышно прошептала: — Это вряд ли… Ненавижу её! Будь она проклята!
— А вот так нельзя говорить! — по-доброму, но твёрдо поправил её друг.
— У тебя что ни возьми — это нельзя, то нельзя, — горько усмехнулась женщина. — Почему?
