– Ах, Сашура, девочка моя! – слезливым басом воскликнула она, норовя прижать меня к своей мощной груди и трижды прикоснуться к моим губам накрашенным ртом.
Если прибавить к этому то, что я ненавижу, когда меня называют Сашурой, становится понятным, что я и сама удивилась своему стоицизму.
– Какие беды обрушились на мою голову! – продолжала причитать Ирина Тимофеевна, прижимая к глазам крошечный кружевной платочек, казавшийся в ее ручищах, украшенных бриллиантами, абсолютно неуместным. – Ах, Саша, Саша…
– Погодите, Ирина Тимофеевна, – отстранилась я, улучив момент, когда она громоподобно высморкалась в тот самый нежнейший батистовый платочек. – Что случилось? Давайте пройдем в комнату, вы немного успокоитесь и расскажете, что у вас произошло. Пока я совершенно ничего не могу понять!
– Как? – прошептала она, тараща на меня глаза. – Вы еще ничего не знаете? Андрей Петрович вам ничего не рассказал?
Я со страхом подумала, не переигрываю ли я, изображая полное неведение, но твердо решила держаться своей линии.
– Нет, – покачала я головой. – Честное слово, я ничего не знаю. Да вы пройдите, Андрей Петрович вас ожидает, мы сейчас обо всем поговорим.
– Саша, он, наверное, просто не хотел вас расстраивать, потому что случилось ужасное несчастье, – трагически прошептала Ирина Тимофеевна. – Дело в том, что сегодня Николай Васильевич Барышников был убит на пороге нашего дома, и я оказалась невольной свидетельницей этого ужаса…
– Андрей, почему ты мне ничего не сказал? – укоризненно воскликнула я, чтобы предупредить недоразумение.
Он вскинул на меня удивленные глаза, собравшись уже сообщить всем, что я и без него это знала, но, встретившись с покрасневшими от слез глазами нашей гостьи, поперхнулся, быстро сообразив, что сейчас не время продолжать нашу ссору.
– Как? Ах да… Я просто не успел. Здравствуйте, Ирина Тимофеевна. Присаживайтесь, пожалуйста. Саша, найди валерьянку!
Какую валерьянку? У нас ее до сих пор нет, хотела возмутиться я, буравя его свирепым взглядом. Я столько раз намекала на необходимость приобретения этого чудесного лекарственного препарата, в котором я и сама нередко нуждаюсь – после долгого общения с боссом, например.
– Да не надо, Шурочка! – вскричала Ирина Тимофеевна. – Я женщина крепкая… Впрочем, можете поискать, миленькая.
Да уж, я поищу. Тем более что к ней вернулась навязчивая идея окрестить меня Шурочкой…
Я протопала на кухню и погрохотала там для видимости посудой. Потом налила из-под крана воды и вернулась, протягивая воду Ирине Тимофеевне с таким мрачным видом, что бедняжка вздрогнула всем своим мощным торсом и, жалобно посмотрев на Ларикова, проговорила:
