Я допила кофе.
Мама собиралась на работу, сеять доброе и разумное в совершенно неразумные души современных подростков.
– Ты дома будешь?
– Не знаю, – ответила я.
Сейчас мне уже не казалась такой классной идея проторчать целые сутки дома, когда за окнами сияет такое восхитительное солнышко.
– Тогда не забудь ключи, – предупредила мама, целуя меня в затылок.
– Не забуду, – пообещала я.
* * *
День был будним, Пенс на работе, и заняться мне до вечера было совершенно нечем.
Я немного послонялась по квартире, потом включила телевизор и честно посмотрела несколько идиотских клипов, где девушки бегали за юношами и наоборот, потом пощелкала по каналам и убедилась: стоило мне подобрать денек для безделья, они срочно отказались от хороших фильмов.
«Бойцовский клуб» я накануне отдала Пенсу, поскольку он его не посмотрел, поэтому у меня и кассет новых, как назло, не было.
Единственное, чем я могла себя развлечь, чтобы не сбежать от скуки в объятия Ларикова, это уткнуться в книгу, что я и сделала незамедлительно.
Потом я все-таки включила негромко телевизор, и теперь иллюзия одиночества растаяла.
Кто там пел, меня совершенно не интересовало, – я уже путешествовала вместе с Борхесом в тайнах нашего сознания, отчаянно рискуя подпасть под обаяние хорошего языка и пленительных фантазий, навеки оставшись там.
Мне было хорошо. Так как я отказалась от диеты, у меня появилось право на кофе, и от этого было радостно на душе.
В этом, наверное, и заключается радость бытия – пригрозить своему организму диетой, а потом отменить собственное «табу».
В тот момент, когда я встала с твердым намерением побаловаться кофе с сигаретой, на экране возникла круглая физиономия с плешивой бородкой и хриплым, занудным голосом затянула сентиментальную балладу о любви, сгубившей начисто фраера. Титры внизу поясняли, что передо мной Барышников собственной персоной. Зная, что тексты ему пишет мой бывший сокурсник, я живо заинтересовалась, да и сам Барышников мне за вчерашний день стал почти родственником.
Поэтому я снова села на место, решив, что кофе от меня не убежит.
Надо сказать, Аристов писал не без таланту, правда, талант этот он разбрасывал, прямо как бисер перед свиньями. Но в целом я отметила, что даже Барышников с его влажными от пьяноватых слез глазами не в состоянии испортить некоторые удачные строчки.
Лицо же господина Барышникова мне не особенно понравилось – ну это и не обязательно. Что-то в его физиономии было неприятное, тяжелое и отталкивающее. От полноты щек и губ, равно как и от слезливости голоса и взгляда, в его лице присутствовало нечто бабье, именно – не женское, а что-то от пошловатой вокзальной буфетчицы, у которой «не сложилось».
