– Вы полагаете, высокопреосвященный, – задумчиво продолжал ревностный его прихожанин, – будто радуга не есть мост в небе, но оптическое явление, возникшее благодаря преломлению и отражению лучей света. В вашем объяснении трудно найти какую-либо ошибку, все обоснованно и ясно, даже вынужденно! Но я спрашиваю вас, высокоученейший, куда ведут подобные рассуждения? К исчезновению святости вещей и таинства жизни. После ваших проповедей, простите, мне хочется оплакивать самого себя, именно так!
– Истину надо принимать такой, какова она есть!
– Но следует ли… принимать ее внешний облик? Здесь-то и начинаются расхождения. Ваша истина не увлекает меня, я остаюсь к ней равнодушен.
– Почему же тогда вас так волнуют мои объяснения? – не удержался епископ.
– Мне ужасно слышать эту вашу философию с амвона наиболее угрожаемой твердыни католицизма, над костями мучеников… Простите, монсеньор, что я столь откровенно выражаю свои сомнения, но вообще я ваш почитатель!
Доминис не упрекал его, он всегда старался уважать искренность своих противников в дискуссии. И этот усердный переводчик миссалов, бревиара ж прочих церковных книг отличался от своих приятелей каноников, обеспечивших себе благодаря религии постоянный доход, впрочем; как и он сам, их предстоятель; среди них всех этот мистик единственный не торговал верой. Неподдельный ужас доктора Альберти ворвался в его раздумья, сопровождаемый звуками вечерних молитв. Может, и в самом деле следовало бы остаться на кафедре натурфилософии и оттуда вести пальбу по всяческим предубеждениям? Теперь же он сам себя поставил в трудное и противоречивое положение, когда приходилось жонглировать двусмысленными метафорами и делать уступки клерикальной традиции. Да и есть ли здесь вообще какое-нибудь разумное решение?
– Согласно Аристотелю и Фоме Аквинскому, – не оставлял его в покое ортодоксальный доктор, – все вещи имеют божественное предначертание. Все посюстороннее и произошло из того единственного праисточника. Так понимая суть явлений, мы возвращаемся к божественному промыслу.
– Уважаемый доктор, – улыбнулся старый противник схоластики, – ваши учителя недостаточно изучали природу и не знали математики.
– Опять эта ваша наука! Эксперименты и доказательства! Разум там, где нужен дух. Credo, quia absurdum est, как писал Тертуллиан. Да, высокопреосвященный, это истинно, ибо абсурдно. Верю в воскресение, ибо оно невозможно, согласно вашей физике.
– Но, отбросив поиск и причину, в чем вы найдете достоверность?
