– Что отнюдь не наилучшая подготовка к пастырскому служению, высокопреосвященный…
– А вовсе мужицкое занятие!
Смотрите-ка, бунтовщики! Смутьяны! Стакнулись и решили выступить на глазах у всех.
Возгласы возмущения, среди которых ясно различались ругательства, посыпались на смутьянов, которые, изложив свое дело, низко кланялись архиепископу. А тот не мог удержать улыбки, к вящему удовольствию прихожан, занимавших скрипучие галереи. Молодые бунтари в равной мере вызвали симпатии и вольномыслящего прелата, и горожан, ненавидевших сытых каноников и подневольный труд.
– Бездельники! – с презрением обрушился на семинаристов патер Игнаций. – Чему вас учить?
– Всему, что может помочь народу, – отрубил Иван.
– Философии, – смутился другой, Матей.
Архидьякон собора в вопросах воспитания разделял точку зрения иезуитов. Этих ослов надо учить палками, отнюдь не логикой. А капитул, использовавший силу своих юных питомцев для полива пересохших полей, не колеблясь, воспринял их протест как явное и неслыханное богохульство. В конце концов, чем эти зеленые юнцы могли засвидетельствовать свою преданность церкви? И каноник Петр постарался избавить архиепископа от напрасного труда, который, по всей вероятности, не уродится добрым плодом, поскольку чем ученее считается человек в этих краях, тем он распущеннее, а ученые титулы к тому ж подольют масла в огонь, да помимо всего прочего, в тесном городе для этого не найдется ни подходящего здания, ни учителей.
– Я предоставлю свой дворец семинарии. Я сам буду преподавать логику, математику, философию, физику, теологию этим вашим «ослам»! – пылко ответил архиепископ канонику и всем добронамеренным и мудрым мужам, хорошо знавшим свой край и нравы его обывателей.
Бормоча бессвязные слова благодарности под гневный ропот оскорбленных наставников, Иван вместе со своим товарищем упал к ногам архиепископа. И хотя подобные коленопреклонения неизменно вызывали у Марка Антония внутреннее отвращение, на сей раз сердце его не могло не дрогнуть при звуках мычания, издаваемого этой лишенной собственного названия скотиной, как высокоученые хронисты и провидуры окрестили наследников разбитого Хорватского королевства. От высокомерия, влекущего за собой грабежи и разбой, прежде всего следовало оберегать свое древнее право и человеческую сущность; грамотность становилась надежным щитом в эту эпоху, когда всяческие претензии и привилегии опирались на весьма неясные документы и Священное писание. Логика трактатов иногда оказывалась более губительной, нежели пушечная пальба. Попав в разрушенную столицу, Марк Антоний будет подпирать ее свод колоннами разума. Здесь все должно пойти по-иному, чем в сельской епархии, где он понапрасну тратил время, разъезжая между Веной, Венецией и Ватиканом. Сплит находился на значительно большем расстоянии от этих столиц, но зато он сам, Доминис, стоял ближе к наследию некогда существовавшего государства. Удаленность города от соперничающих между собой великанов и выгодное его положение на Адриатике, собственно, и побуждали к восстановлению прежнего разбитого целого. Если митра предстоятеля Далмации и Хорватии не много значила за стенами собора святого Дуйма
