Вовик невольно закашлялся, действительно запах буквально валил с ног. В следующее мгновение он в ужасе отскочил в сторону, пропуская какую-то диковинную не то кошку, не то собаку с длинным розовым хвостом, лишенным какой бы то ни было растительности. Наглая тварь, перебегая улицу, едва не сбила его с ног.
– Крысы! – обернувшись, коротко прокомментировал это событие его спутник. – А с ними чума, холера и прочие инфекции. Так что, мы определенно в средневековье!
– Но почему? – в голос взвыл Вовик, возмущенный до глубины души, за что тут, же получил от идущего сзади толстяка удар суковатой палкой по хребту.
– Не разговаривать! – проревел он. – Я бы на твоем месте поберег силы, задохлик! До рынка еще топать и топать!
– До какого рынка? – поинтересовался любознательный Вовик.
– До невольничьего, какого же еще? – криво усмехнулся толстяк. – Ты кто? Ты раб, причем, плохой раб! Болтливый и наглый, а самое главное очень дохлый! Так что недолго тебе мучиться, потому как долго ты не протянешь! По мне, так тебя проще было удавить прямо там в сарае, а не тащить на рынок. Тем более что за тебя много не дадут. В лучшем случае, четверть бронзовой пуговицы.
– А как я здесь оказался? – не унимался Вовик.
– Ну как здесь ваш брат, оказывается? – расхохотался колыхаясь, словно желе всем телом толстяк. – Обычно и оказался! Выдернули тебя черные гопники через хитрую прорубь, как рыбу, и вся недолга! Ладно, хватит болтать! Шире шаг, ушлепки!
Вовик тяжело дышал. От непривычно долгой ходьбы он весь взмок. Вдобавок ко всему, у него начало колоть в боку. Двигаться со связанными руками, оказывается, было крайне неудобно.
Народ, во множестве бывший на узких улочках, расступался перед одноглазым который, предостерегающе подняв суковатую палку, время от времени протяжно кричал:
– А ну, поберегись!
Во взглядах горожан, обращенных на процессию невольников, Вовик не увидел ни капли сочувствия. Лишь одна досада на то, что их побеспокоили и пренебрежение, граничащее с откровенным презрением. Это больно кольнуло его самолюбие. Никогда еще он не был в шкуре отверженного всеми презираемого парии. Которого, вдобавок ко всему, в ближайшее время должны были продать за бесценок.
Одежда горожан, по большей части, была серо-коричневых невыразительных тонов. Лишь иногда в унылой толпе ярким пятном мелькало цветное платье, какой-нибудь богатой дамы или кавалера. Они, как правило, двигались по улицам в сопровождении дюжих сопровождающих, из-за широких поясов которых торчали многочисленные рукоятки разнообразного холодного оружия.
