– Неужели вы не боитесь? – спросила я его наглую блондинистую физиономию.
– Кого? – ещё больше округлилась его игривая интонация. Решил, что я приняла правила его игры. Что буду сейчас пугать своим мужем или ещё что в таком духе. Нет, дружок, правила игры мне не важны. Лишь бы играть было интересно.
– Вот этого не боитесь? – кивнула я ему на окно, и тут же наш самолёт ухнул в воздушную яму. Лицо моего галантного кавалера на секунду стало серебристо-серым. И я не удержалась от смешка. Того самого, который Нюся называет смехом демонической женщины. Я даже готова была поспорить, что он сейчас сбежит в туалет. Но он сдержался и только спросил, как меня зовут. Старался не суетиться глазами по моему лицу.
– Мара, – ответила я голосом новенькой девочки, выставленной перед классом.
– Мара – это сокращённое от Маргариты? – вынырнул мой новый знакомец из воздушной ямы. Явно напрашивался ещё на одну. Я терпеливо объяснила, что в жизни меня как только не обзывали: и Маргаритой, и Марией, и Мариной, и даже Тамарой. Но при этом я Мара, и больше ничего.
– Мара, и больше ничего, – задумчиво повторил он. И ещё добавил какую-то пошлость, типа «очаровательная женщина с косой». Кстати, он чем-то смахивал на того парня из книжного магазина, по которому так убивалась моя нечаянная визитёрша Николь.
Агния:
Иногда Дима говорил о себе в третьем лице. Скажите, сударыня, он вам ещё не надоел? Только скажите – он уйдёт и не обидится. И если бы мой хоть один неосторожный полувздох, он бы ушёл. И конечно, обиделся бы. Рядом с ним я не просто задерживала дыхание, я не дышала. Кажется, мне это было не нужно.
Дима всегда смеялся над одной только мыслью, что мы можем умереть.
И вот тогда мне приснилось, что я стою на коленях в каком-то узком коридоре на полу, усыпанном жемчугом. И, как дождь, жемчужины сыплются откуда-то сверху на меня и вокруг. И звук от этого совсем неправильный, не такой, какого следовало бы ожидать от падения жемчужин. А специальный, занудный, как будто по краю хрустального фужера мокрым пальцем водят. Я подумала, что меня наказали и на жемчуг поставили, как на горох лентяя. А потом во сне же вспомнила, что жемчуг в русском фольклоре – это слёзы, и кто-то. Кто-то тогда же мне произнёс там, во сне. Что буду я по-настоящему счастлива, но уже после того как выплачу столько слёз, сколько есть всего жемчужин в этом коридоре. С тех пор частенько я пытаюсь вернуться в тот сон и сосчитать, сколько же их точно там всё-таки было. При том что давно уже знаю, что никакого мне счастья нет и не надо. И даже про слово это думаю со смутным презрением.
