Адамантовый Ирмос, или Хроники онгона | страница 73
Разве здесь в слово «человек» не вложена высшая гуманность и надежда? Эта ненависть врывалась по-разбойничьи в умы, вползала в сердце и впускала в него свой яд. Она лежала, притаившись в тёмных углах нищеты и коек больниц, скользила под тёплое одеяло будуаров, ворочала тела в мягких постелях и таилась вором под кроватью. Она валялась под заборами с пьяным выкриком охрипшей глотки, всходила на кафедры и амвоны, гудела в фабричных гудках и паровозах, свистела свинцовыми наконечниками плёток и дубинок. Она захлёстывала петлёй виселиц горло и взрывалась бомбой под лимузином. Мириадами микробов она вселялась в бумагу, принимая обличие букв и слов, шепталась на явочных квартирах и в ночь гремела по лестницам под звон шпор сапогами. Она вспыхивала пожарами усадеб и целых деревень, обрушивалась на вековую скорбь глаз, века ждущих избавителя, белыми клыками набрасывалась на чёрные тела и чёрными коричневыми кулаками на белые, и тот, кто всё это совершал, кто умел так ненавидеть, считался человеком. Она была непобедима, потому что вооружилась с самого начала оружием, страшнее и сильнее которого на земле нет: Идеей. Именно Идея и вырезала на своём щите тот девиз – лозунг высшей гуманности: ненавидь, если ты человек!
И потребовала от человека воплотить его в жизнь – но воплотить целесообразно: истребить зло злом. Вот она, та Идея, которая покорила сегодня человека. И пришли те, которые эту целесообразность восторженно приняли и стали целеустремительно осуществлять.
Но для осуществления нужна власть. Ты сам знаешь, что наибольшей властью над человеком, над его умом и душой, обладает сила, которая таится в надежде. И та надежда живёт в мозгу человека, именно, в его Идее, о которой я тебе только что сказал. Она, эта Идея – чудовище, и нет в мире чудовища жесточе, беспощаднее и кровожаднее Идеи. И чем она кажется возвышеннее, жертвеннее или святее при своём зарождении, и чем большее число голов идёт под её знаменем, тем больше у неё рабов и тем кровожаднее она становится в своём триумфе. Впрочем, где тебе, Великому Ребёнку, знать, что величие Идеи измеряется на земле трупами и тот, кто оставил позади себя наибольшее число трупов, тот в глазах человека наиболее велик. Да, они это знали, но они знали и то, что человек самое слепое создание на земле и что ему нужна Идея для того, чтобы прозреть и в своё прозрение поверить. На самом же деле она нужна ему, чтобы ослепнуть до конца. Разве твоя любовь не ослепила до конца человека слепой верой в то, что добро победит зло? Ты сам не имел идеи: Ты просто любил. Но те, кто овладели твоею любовью, те ослепили человека «идеей любви». Но живая любовь и идея любви не одно и тоже. Знай же, не ты, а твоя любовь, как идея любви, победила и 2000 лет длилась якобы её победа, но человек не стал ни более любящим, ни более зрячим, а стал намного более слепым, чем был до тебя. И в слепоте своей он сокрушил ту земную красоту, которая была зрячее и умнее его ума: язычество Эллады.