– Никита-ста, – первым нарушил молчание Ангел, – я пришёл, чтобы показать тебе мир, который всегда существует в твоём мире, в котором существуешь ты, но не знаешь его. Ты живёшь, не живя, и существуешь, не существуя. Всё можно исправить в этом мире, если захочешь.
Это архаичное обращение, да что-то ещё едва уловимое, не имеющее названия, показалось Никите уже виденным когда-то, уже имевшем, так сказать, место. А когда пришелец встал с кресла, как-то неловко повернулся и чуть не смахнул на пол, стоявший на письменном столе компьютер, задев монитор деревянным коробом, висевшим у него за спиной на широком ремне, разорванные клочки воспоминаний мигом сложились в почти забытую картинку.
– Офеня? – полувопросительно полуутвердительно сказал Никита. – Ведь ты тот самый офеня?
– Ага, – согласился тот. – Я тот самый офеня или, может быть, Ангел. Ты ведь так с недавнего времени меня называешь, не правда ли?
– Ангелы разные бывают, – осторожно ответил Никита.
– Да, конечно, – улыбнулся Ангел и тут же задел всё-таки лотком угол серванта, отчего стоявшая в нём посуда недовольно зазвенела.
– Не вертись, пожалуйста, – недовольно проворчал Никита. – А то ты мне своим коробом всю посуду переколотишь. Только что монитор чуть не скинул со стола. Чем он тебе мешает?
– Хорошо, – кивнул Ангел. – Я буду очень аккуратен и постараюсь навеки избавиться от человечьей неуклюжести.
С этими словами он снова повернулся, и опять так неловко, что смахнул со стола хрустальную вазу с засохшими розами, которые ставила ещё Лялька, а Никита всё никак не собрался выкинуть отжившие цветы. Казалось: розы на столе, значит жена где-то неподалёку, может, в соседней комнате или на кухне. С миражами жить иногда легче.
Ваза грохнулась на пол. Хрустальные дребезги весело заиграли по дубовому паркету, звуком внося диссонанс в несоздавшуюся гармонию. Казалось, на этот раз Ангел не способен подарить ни минуты радости. Ну, что ж, не всегда коту перепадает лакомиться сметаной.
– Осторожно! – с запозданием вскричал Никита. – Просил же! Ты в гости явился, чтобы переколотить всю посуду?
– Прошу пардону, – изогнулся офеня в шутовском поклоне. – Я это безо всякой машинальности. Хотя, если данный осколок семейного счастья тебе безумно дорог, то получи…
Он подобрал одну из засохших роз, взмахнул ею, как волшебной палочкой. Пространство изогнулось, в комнате возник маленький вихрь. Вазовые кусочки слетелись обратно на стол, слепились в хрустальную вазу, но роз в ней уже не было. Осталась только одна в руках Ангела.
