Слова одноклассника прозвучали так убедительно, что Шуре захотелось поверить мальчику. Впрочем, почему она должна пугаться одноклассника? Мало ли, что за ним бегали все девчонки. Но он на поклонниц, похоже, не очень-то обращал внимание. Такой характер заслуживает уважения. К тому же, Вовочка проговорился, что должен показать что-то интересное, находящееся у него дома. Идти к нему домой? Хотя сейчас день, но…
– Послушай, – неуверенно начала Шура. – Я тебе почему-то верю, но не лучше ли будет, если я возле подъезда подожду? Ты можешь спокойно вынести и показать мне то, что хотел.
– В подъезде? – скуксился Вовочка. – Не веришь, значит?
– Ну, хватит тебе! – Шура раздражённо толкнула мальчика рукой в плечо. – Я не мегера вовсе, но ходить в гости так вот запросто…
– …к незнакомым пацанам, – ехидно подхватил Вовочка, копируя голос Шуры, – мне мама не велит, да и Очковая сразу причислит в сексуальные соблазнительницы мужского народонаселения.
– Ладно, хватит клоуна из себя корчить, – нахмурилась девочка. – Я пойду с тобой. Но только…
– Без всяких только, – перебил её мальчик. – Я тоже кое-чем рискую. Придём – увидишь.
Дальнейший путь они проделали молча. Вовочка не соврал, он действительно жил недалеко от школы. Всё же, поднявшись за своим спутником на второй этаж, и видя как мальчик открывает собственным ключом дверь в квартиру, Шурочка почему-то вдруг засомневалась – вдруг ошиблась?! Но она калёным железом вырвала из пустой головы непутёвые мысли, дескать, что с возу упало, то не вырубишь топором.
Квартира, где жил её одноклассник, называлась в обиходе обыкновенной «хрущобой», хотя и трёхкомнатной. У Вовочки имелась даже своя личная комнатёнка, где большую часть занимали стеллажи с книгами. На них в первую очередь и обратила внимание Шура. У неё дома тоже была великолепная библиотека, но родители с юных лет интересовались больше философией и коммунистической политикой. Поэтому девочка непроизвольно интересовалась тем, чем занимались родители. Кстати, это помогало не раз в школе и не только Шурочке.
Но у Володи книги были совершенно иного направления. Сразу в глаза бросились четыре внушительных фолианта, где на корешках золотыми буквами было написано – Иоанн Златоуст. Рядом с четырёхтомником стояли книги Блаженного Августина «Исповедь», Ивана Шмелёва «Лето Господне» и полное собрание сочинений полузапрещённого русского философа Ивана Ильина. Много было исторических книг, и даже ветхие фолианты про Древнюю Русь, которая существовала всё-таки ещё до Рождества Христова.
