Когда изумленные опера подбежали к Слизкому, тот еще дышал, но, судя по травме головы, совместимость ее с жизнью пострадавшего была под большим вопросом. Кротов крикнул зевакам, чтобы вызывали «скорую» и, увлекая за собой потрясенных оперов, покинул место происшествия… или преступления… Как посмотреть.
Лена рассказала Антону один случай, который мог произойти в жизни только с ней.
Однажды она сидела в зале ожидания аэропорта Абу-Даби и ждала свой рейс на Москву. Вдруг объявили вечерний намаз, и Лена увидела, как больше сотни арабских мужчин, опустившись на колени, стали молиться. В какой-то момент она залюбовалась отрешенными лицами, которые были обращены всей своей восточной мудростью и строгой красотой к Аллаху. Только к нему одному, Великому. Весь ритуал этой молитвы был настолько величественен и искренен, что Лена невольно до глубины души прониклась этим действом. И когда вся эта толпа молодых, красивых мужчин повалилась лбами на плиты пола, у Лены перехватило дыхание, она взмокла и побледнела. В первый раз в жизни Лена испытала сексуально-религиозный оргазм.
На протяжении всего рассказа Лена краснела, смущалась и кайфовала от воспоминаний. Антон не ревновал ее к прошлому, но всегда, слушая ее рассказы, заново постигал для себя эту загадочную и яркую планету под названием Лена.
Антон был воспитан на других героях и примерах. Он помнил, что у Штирлица была эрекция от выпекания картошки в камине на 23 февраля. Павка Корчагин возбуждался при виде шпал Шепетовской узкоколейки. Павлик Морозов любил красный революционный инцест. Витя Черевичкин – пернатую зоофилию. Наполеон любил старую гвардию, Радик Юркин – молодую. Красный педофил Антон Семенович Макаренко – трудновоспитуемых подростков. И так далее.
Где воспитывалась Лена? С кем она росла? Как жила? Что для нее было примером?
Ни на кого не похожая, ни с кем не сравнимая…
– Лен, а что было дальше?
– Ничего. Зашла в туалет, привела себя в порядок. Поменяла белье и улетела на родину. И это было лучшее воспоминание о Востоке.
– Лен, а Лен… А что дальше?
– Что ты имеешь в виду?
– Лен, я спрашиваю, что мы делаем дальше?
– Я думаю, милый, что нам пора остановиться.
– Я так не думаю.
– Пойми, Антон, рано или поздно мы допустим ошибку. А в нашем деле любая ошибка – крах.
– Нет, Лен. Мы умные – раз, мы делаем хорошее дело – два, и мы еще не до конца выполнили последнюю волю Кузнецова – три. Вот возьми хотя бы Быкова. Карточку твою мы у него забрали, мобилку его спалили, пальцы протерли, фуфлыжные номера с машин уничтожили. Так что ищи-свищи! Вот и выходит по этой считалочке, что рано нам еще на покой. К тому же такой адреналин, что прыжки с парашютом в сравнении с ним – просто понос младенца…
