— Почти так же; за небольшими исключениями. Этот за собою слишком много трупов не оставлял, хотя, конечно, наворотил достаточно для того, чтоб не терять его из виду.
— Однако ты все же потерял, в конце концов.
— И нашел, как видишь.
— Вообще-то, — возразил Бруно скептически, — это он нашел тебя. Быть может, себя он позволил найти?
— Твой помощник — самостоятельно мыслящая единица или переводчик твоих мыслей?
— Мой помощник, несомненно, имеет jus suffragii[16], — согласился Курт, — однако в данный момент его мысль есть выражение и моих выводов также. Да, имеется в виду именно это. Он сбил тебя со следа. А стало быть, он знает о тебе. Быть может, не только о тебе, но и тебя. Очно, id est[17]. В своем общении со свидетелями ты, часом, не вывел подозреваемого? И тем паче — не дал ли ему повода это понять?
— Хочешь сказать, — неспешно подытожил охотник, — что мы с ним знаем друг друга в лицо?
— Как вариант. Это объяснило бы тот факт, что он не воспользовался возможностями, предоставляемыми этим гостеприимным обиталищем, в который любой незнакомец имеет право войти и остаться. Возможно, дело именно в том, что он не незнакомец.
— Не знаю, — усомнился Ван Ален. — Не уверен. Подозреваемых не было. То есть — людей. Не было тех, кто привлек бы внимание в этом смысле. Разве что ему показалось, что я его заподозрил…
— Это значит, — хмуро предположил крестьянин, — что все мы попали в эту историю потому, что та тварь решила разделаться с охотником, который ее выслеживает?
— Ничего это не значит, — возразил Хагнер. — Это просто догадка. Многое объясняющая, но только догадка.
— А тебя никто не спрашивал, малец. Сиди-ка с мамой и во взрослые дела не лезь, что б еще в них понимал…
— Primo, — повысил голос Курт. — Высказывать теории, гипотезы, предложения имеет право каждый здесь. Хочу заметить, что на вопрос, который мы сейчас обсуждали, наше внимание обратила городская девчонка с молоком на губах.
— Это не молоко, — чуть слышно хмыкнул охотник, однако мысль развивать не стал, лишь согласно кивнув, когда он продолжил:
— Мы в таком положении, когда любые версии или суждения не отметаются сходу, а подвергаются тщательному осмыслению. Secundo. Браниться, цапаться, меряться годами, мозгами и прочими частями тела мы будем тогда, когда все происходящее останется лишь в наших неприятных воспоминаниях и моем отчете. Имейте в виду, что с течением времени желание набить соседу физиономию или покрыть худым словом будет все сильнее. Угроза снаружи, скверная погода, скука пополам с опасностью — условия, в которых у собравшихся в одном месте людей начинает течь крыша. Говорю это как знаток человечьей души; уж в этом факте, думаю, вы не сомневаетесь. К концу обозначенного Яном срока эта самая душа, да и вообще людская натура, запрячется так глубоко, что кое-кого из присутствующих и самого будет не отличить от той твари, что сейчас где-то там, за этими стенами. В каждом сидит зверь. Советую этого не забывать. Не спускайте его с цепи, начинайте следить за ним уже сейчас, или через день-другой мне придется ввести столь неприятную меру соблюдения порядка, как заточение в отдельной неуютной комнате. Это — понятно?
