Официант разлил по бокалам остатки вина. За дверью ресторана их встретили мокрые и сияющие здания и тротуары. Нейт смахнул со лба упавшую каплю. Ханна недовольно взглянула на небо.
Нейт торжествующе помахал зонтиком:
– Я так и знал!
Ханна с притворным раздражением закатила глаза – типичный жест для женщины, когда она флиртует, – и шагнула под зонтик. Их бедра соприкоснулись. Они стояли так близко друг к другу, что Нейт почти чувствовал ее волосы на своем лице.
– Пойдем к тебе, – сказал он.
Ханна посмотрела на него испытующе, убрала за ухо волосы и даже отстранилась, насколько это было возможно, оставаясь под дождем. Похоже, она обдумывала его предложение со всей серьезностью. Нейту хотелось дотронуться до нее, но что-то, может быть, именно эта серьезность, удержало его, как будто, дотронувшись, он совершил бы некое противозаконное деяние, вроде подкупа присяжных.
– Хочу посмотреть на твое книжное собрание.
– Не смеши меня.
– Понимаю как согласие.
Нейт попытался остановить такси, двигавшееся по мерцающей огнями улице, как электрический автомобильчик по площадке аттракциона, но оно прокатилось еще футов двадцать, прежде чем остановилось. Они побежали к нему и с пьяным смехом забрались на заднее сиденье. Водитель, маленький, лысый мужчина, недовольно заворчал, услышав, что ехать надо в Бруклин, буркнул что-то в сотовый и стукнул кулаком по украшенному салфеточкой рулю. Жест этот вызвал новый взрыв смеха.
Проезжая по мосту, Нейт повернулся – посмотреть на уходящий за спину Манхэттен. Белые светящиеся цепочки тросов под сияющими башнями переброшенных через Ист-Ривер мостов напоминали ожерелья или фейерверк, застывший в самый впечатляющий момент. Знакомый, но неизменно волнующий вид в сочетании с «пластмассовым» запахом такси… и у него едва не закружилась голова. На такси Нейт реагировал примерно так же, как павловская собака на звонок. Пользовался он ими редко, только когда вез к себе новую знакомую.
Ханна жила неподалеку от Миртл-авеню, в квартире на втором этаже дома без лифта. Пока она кружила по гостиной, включая одну за другой маленькие лампы, Нейт стоял у двери. После того как загорелась третья или четвертая, комната постепенно осветилась, явив истертые деревянные полы и чистые белые стены с оригинальной лепниной наверху и почти без картин. Одну стену занимали книжные полки, с другой стороны полустена отделяла гостиную от кухни. Для Нью-Йорка комната выглядела необычно просторной, возможно, отчасти еще и потому, что мебели в ней было относительно немного. Нейту бросилось в глаза отсутствие дивана. И телевизора.
