Отправив письмо, Нейт проверил поступившую почту. Он ждал новостей от Питера, недавно перебравшегося из Нью-Йорка в Мэн на академическую работу, но в папке «входящие» ничего не было.
Нейт поднялся и подошел к окну. Голая улица. Деревья вдоль тротуара низенькие и чахлые. Листья редкие, хотя на дворе разгар весны. Деревья посадили несколько лет назад в рамках городской программы озеленения, и выглядели они печальными и потерянными, как будто знали, что никому, кроме соцработников, нет до них никакого дела. Может быть, для города выбрали не тот вид, а может быть, вид представляли негодные образцы. Богатые жители какого-нибудь соседнего района, например Парк-Слоупа, никогда бы не допустили, чтобы на их улицах появились эти кривые уродцы. Жители Парк-Слоупа, скорее всего, импортировали свои пышные, цветущие и, возможно, даже плодоносящие деревья.
Через окно просочился запах бекона. Может быть, роясь в последний раз в буфете, он все-таки пропустил что-то съедобное?
Нейт отправился в кухню. Капли кофе, пролившиеся еще до того, как он отказался от кофеварки, загустели и превратили деревянный пол в липкую полосу, ловушку для пыли, скомканных квитанций и крохотных бумажных кружочков, вылетавших из дырокола.
Сам не зная, что ищет, Нейт заглянул в холодильник. Готовый завтрак из яиц по-бенедиктински с чашечкой крепкого кофе был бы очень даже неплохим вариантом. Увы. Ничего. Ни даже позабытой коробки риса из его любимой китайской закусочной, работающей под девизом: «У НАС ТЫ ВСЕГДА НАЙДЕШЬ ВКУСНЯТИНУ». Он вылил в кружку остатки колы и выбросил пустую бутылку. Из мусорной корзины тянуло чем-то протухшим. Нейт прижал крышку поплотнее.
В другой комнате пискнул компьютер, и Нейт поспешил к письменному столу.
«Пусть так, – писала Ханна, – но разве не важно уже то, что формы эксплуатации, открыто использовавшиеся раньше, теперь скрыты подальше от глаз? Разве это не говорит о том, как изменилось наше представление о допустимом?»
Верное замечание. Нейт откинулся на спинку стула. Не меняющее ничего по существу, но заслуживающее внимания. Пожалуй, ему придется разобрать этот пункт в своем эссе. Возможно, становясь все более этически амбициозными, мы получаем больше стимулов скрывать от себя самих наши собственные слабости и неудачи? Он написал «Ролз»[27] на листке для заметок, прилепил его к экрану компьютера и задумался о том, что стояло за содержанием писем, – о личностной компоненте. Откуда у него эта настороженность? Что его удерживает?
