НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной» | страница 18



Для начала я быстренько выполнила все предварительные ритуалы, которые позволяли мне чувствовать себя комфортно перед человеком, который увидит меня голой, — и бритье, и эпиляцию, и очистку, и увлажнение. Я почувствовала острую боль, вспомнив, что последний раз я так тщательно готовилась к приходу Джеймса в те последние и самые значимые выходные, воспоминания о которых до сих пор тревожат мои сны, и я просыпаюсь разбитой, раздраженной и до проклятия влажной. Я пыталась разобраться в себе, понять, стоило ли это делать — если по договоренности (да ладно, какая договоренность? — вспомним, что предложение исходило от меня) о том, что мы встречаемся по-дружески, я возвращаюсь на тот путь, который проделала вместе с Томасом, и в итоге решила, что это не для меня. И потом, если я знаю, что я хочу D/S в отношениях, но не хочу отношений, плохо ли желание получить с кем-нибудь, явно порочным и заслуживающим доверия, немного безграничного удовольствия без обязательств? Жизнь действительно ничему меня не научила? Это ужасная ошибка? Или резкое помутнение рассудка?

Но между этими, честно говоря, пугающими мыслями, от которых я не могла избавиться, было еще и немалое количество вожделения от процесса созидания. Чем больше я переписывалась с Адамом, тем больше мне становилось интересно. Я все еще была недовольна тем фактом (спасибо посредничеству Томаса и Шарлотты), что он знал о моих сексуальных наклонностях задолго до того, как я узнала о его, прямо-таки несправедливое преимущество с самых первых разговоров. Но довольно и того, что речи Адама заинтриговали меня, настроили на соответствующие мысли и заставили с интересом ожидать, как он пойдет на сближение и как сможет ввести меня в динамику господства и покорности.

Я знала, что Адама не настолько волнует боль, насколько она была интересна другим доминантам, с которыми я была раньше. Он больше сосредоточивается на получении удовлетворения от унижения, и мысль об этом интриговала и слегка щекотала нервы. Я делала массу унизительных вещей перед этим, в особенности с Томасом и Шарлоттой, однако акцент в основном был на боли. Я знаю, с болью я могу справляться. Что, если унижение будет таким же сильным? Что, если он разозлит меня? Если я покраснею? Ну ладно, понятно же, я буду краснеть, но вдруг это будет чересчур сильно?

Я знала, что Адама не настолько волнует боль. Он больше сосредоточивается на получении удовлетворения от унижения.