— А вот Хасис, это заместитель руководителя группы перевода, не забыл! И написал докладную на имя Руденко, в которой утверждает, что это была не случайная оговорка или ошибка, за ней — политический облик переводчицы Ряжской, которая позволяет себе чуть ли не антисоветские высказывания…
— Вот гад! Откуда такие берутся? Выслуживается, что ли?
— Он не гад, Денис, он просто сломленный, раздавленный страхом и ужасом человек.
— В смысле?
— Он до войны был арестован как член какой-то контрреволюционной организации… Сидел. Потом его выпустили. Он там много чего пережил. Интенсивные допросы, сам понимаешь… Тут уже, в Нюрнберге, однажды, выпив, вдруг сказал ни к кому не обращаясь, как бы про себя: «А вам на голову мочились во время допроса?» Соня случайно оказалась рядом, и он понял, что она услышала… Ну и возненавидел ее. От страха, понимаешь, что она теперь знает и может рассказать. Он до смерти боится снова оказаться там… И поэтому готов заложить кого угодно, без всякого повода, лишь бы самому не попасть под подозрение. И жалко его, но Соня-то тут при чем?
— Ну и какие предложения?
— Поговори с Филиным, а? Может, они с Руденко этого Хасиса как-то остановят. Ведь он завтра на кого угодно донос напишет. На меня, на тебя, да на того же Руденко… Просто от страха. А уж если какой-нибудь новый Косачев на него насядет и начнет веревки вить…
Гаврик так же неожиданно, как и появился, исчез. Видимо, помчался к Ряжской. Оставшись в одиночестве, Ребров с досадой подумал, что ситуация мерзкая, с какой стороны ни посмотри. Жалко ни в чем не виноватую Соню Ряжскую, но жалко и несчастного Хасиса, переломанного судьбой и ставшего просто опасным для окружающих. Но поговорить с Филиным все равно надо.
Он лежал на кровати одетый с томиком Бунина, когда в коридоре поднялся какой-то шум. Вылетев из комнаты с пистолетом в руке, Ребров наткнулся на охранявшего комнату Паулюса капитана. Вид у того был растерянный.
— Что? — резко спросил Ребров. — Что с ним? Нападение?
— Истерика, — развел руками капитан. — Плачет! Его всего трясет.
— Чего вдруг? Вроде все время держался нормально…
— Откуда я знаю!
Черт, ему завтра выступать, ругнулся про себя Ребров, нашел время!.. Но что-то же вывело его из себя? Или кто-то? И что теперь делать? Идти успокаивать, вытирать слезы? Или просто коньяку дать?
— Разрешите, я попробую успокоить господина фельдмаршала? — раздался за его спиной ровный женский голос.
Ребров, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Перед ними стояла красавица Белецкая. Он даже не сразу узнал ее — она была не в обычном строгом костюме, а в цветастом шелковом халате, никак не скрывавшем, а, наоборот, подчеркивавшем все несомненные достоинства ее фигуры.
