Витя поглядел на солнце. Оно становилось всё горячее. Скоро станет совсем жарко, и в трубе, наверное, будет настоящее пекло. И, вдруг решившись, Витя шагнул в неровный, с обломанными краями черный проем.
В трубе было гораздо страшнее, чем Вите казалось. Во-первых, она внутри вся была покрыта толстенным слоем липкой черной гадости, так что Витя скользил, и чтобы не упасть, хватался руками за стены, но руки тоже попадали в липкое, и Витя чуть не упал, — припустил шибче. А во-вторых, здесь жутко воняло, и почти совсем нечем было дышать.
Витя бежал и бежал, скользя, как на коньках. И все-таки упал. Вскочил и снова понесся вперёд, к маячившему огоньку. Но огонек всё никак не приближался. Витя обернулся — и похолодел: дыра, в которую он вошёл, теперь тоже казалась маленьким пятнышком света. Ему захотелось тут же повернуться и бежать обратно. Он постоял секунду-другую. И вдруг вспомнил чумазое радостное лицо Лариски — девочки из соседнего подъезда, — когда она выползла из узкого конца трубы. Хотя мальчишки, собравшиеся у трубы, уверяли, что девчонке такое никогда не проделать. А Лариска проделала!
Витя перевел дух и, чувствуя, как то пригасает, то вновь вспыхивает в груди паника, понёсся к далекому огоньку уже без остановок и с такой скоростью, что огонек вдруг превратился в большое пятно, а бежать стало невозможно: труба сузилась. Витя сначала шел, нагибаясь, потом и вовсе присел на корточки. Сердце выскакивало из груди: он вдруг подумал, что вот-вот застрянет в этой липкой вонючей трубе. Насмерть застрянет. И его будут искать долго-долго, потому, что он никому не сказал, что решил пройти сквозь трубу.
Последние метры он полз. Пот мешал ему смотреть и ел глаза, и сажа, вдруг ставшая лохматой, как вата, тоже лезла в глаза и в нос. Но выход был близко. Теперь уже совсем близко. Еще немного, — и Витя ужом проскользнул сквозь горловину, и вывалился на землю. Он тут же вскочил, счастливо озираясь и еще не веря самому себе. Вокруг ослепительно сияло солнце, под ветерком на краю пустыря шевелился ковыль, и всё было так здорово, так прекрасно, что Витя даже не понял, когда кто-то над самым ухом рявкнул:
— Эт-то что еще тут за кочегар?
Чьи-то сильные пальцы больно схватили Витю за ухо. Сквозь слезы и черную паутину на бровях и ресницах Витя разглядел старика в брезентовом плаще. Этот старик, кажется, работал на старой кочегарке, а теперь, вроде, сторожил её по ночам. Хотя зачем их сторожить, эти развалины?
