Избранное | страница 12



Я сейчас же отправился разыскивать его. Должно быть, способнейший и решительный парень. Обязательно надо его увидеть.

Домик, построенный учителем из четырех бревен и ящиков от галет, стоял на откосе. У него был такой вид, как будто он готов унестись вместе с ветром. Я раскрыл дверь. Внутри никого не было. «Учителя здесь нет. Учитель ушел пешком в Уэллен. К большим русским начальникам», — сказал старик-эскимос. У входа в домик висел плакат с какой-то надписью русскими буквами на неизвестном языке. Над дверью торчал обрывок красной материи. Я зашел внутрь. Дом состоял из одной комнаты, приспособленной под класс. На столике валялись тетради и книги, присланные с прошлогодним пароходом из центра.

Учебник географии на русском языке, политграмота Коваленко и хрестоматия «Живое слово». В одной из тетрадок маленьким эскимосом несуразными каракулями написана фраза. «Соцлзм ест осветская власт плуз электровкация».

В углу сидела крохотная татуированная девочка, складывая из моржовых зубов какую-то незамысловатую фигуру. Увидев меня, она бросила игру, закрыла лицо рукавом хитрым и застенчивым жестом, общим для детей всего мира. Это была одна из учениц наука некого учителя.

Я подошел ближе и заговорил с ней по-русски. Она отвечала на каком-то исковерканном наречии, очень напоминавшем маймачинско-русский диалект, принятый в Сибири на китайской границе. Науканский учитель достиг заметных успехов. Надо принять во внимание, что, когда он высадился, он не знал эскимосского языка и ему пришлось потратить почти год, чтобы научиться объясняться со своими учениками.

 — Я очень хочет учиться, моя поедм Владевоосдук. Скажне кабедтан забирай меня земля русский белый человек. Я дзинчинка мало-мало восемь годы. Кавах ми-ях-кам-у-ви-ак Владевоосдук шибко вери гуд.

Это было пока все, что напоминало о советском влиянии в селении Наукан. Зато в соседних юртах я увидел убедительные доказательства многолетней торговли с американцами.

В юрте Эйакона, сына Налювиака, племянника Ипака, на стене висело распятие. Здесь было нечто вроде часовни. Когда-то тут был миссионер. На большом листе бумаги был нарисован, умилительным барашком, белокурый Иисус Христос и красовались поучительные детские стишки, похожие на маргаритки и кружевные занавески в домах Новой Англии:

Бя, бя, овечка, есть ли шерсть у тебя?
Да, да, сударь, полных три мешка!
Один мешок хозяину, один — его жене,
А один мешок — мальчику, который приходит ко мне.