Впрочем, насчет головомойки я был не прав. Выдрав из цепких рук портфель, я засунул Пивонова для начала в ванную, стащил с него знаменитый малиновый пиджак и черную тенниску, а потом, согнув, сунул все-таки под холодную струю воды.
Мгновенно Эдуард Пивонов превратился в Д. Раконова, из которого медленно выполз Иегудиил Шнеерзон, а минут через пять в сгорбленной фигуре последнего начали проступать очертания Сергея Алексиевского.
Я накинул на него большое махровое полотенце, похлопал по мокрому темечку и пошел в комнату. Но на пороге застыл, словно тот гость из стихотворения, которое пытался декламировать Михалыч. Казалось, что все было в полном порядке. Но я знал свой порядок и ощущал любой намек на любую попытку его преодоления. В комнате кто-то побывал.
Это могла быть и уборщица. Но для чего уборщице прикасаться к убранной мной постели, положив подушку не так, как делал это я? Для чего ей выдвигать ящики стола, а потом плотно задвигать их, чего я себе никогда не позволял? Для чего, в конце концов, этой единице обслуживающего персонала лазить в мою дорожную сумку, задернув потом змейку замка до самого края, если в домашних условиях я делал это на одну треть? Еще несколько мимолетных наблюдений почти убедили меня в том, что мои вещи кто-то тщательно просматривал. И хотя ничего не исчезло, но ощущение чужих ладоней было довольно мерзким. А в душе снова заклокотала тихая тревога, от которой, как мне казалось, я уже избавился.
Появление в комнате Алексиевского спокойствия мне не добавило. Он стонал, мотал головой, вперевалку прохаживался из угла в угол и бросал кривые взгляды то в одну, то в другую сторону, чем-то напоминая мне толстого Айка. Я потер лоб. Странные ассоциации между кражей у Беловода и тщательным обыском в моем номере на какой-то миг мелькнули у меня. Но что могло быть общего в обоих случаях?.. Наверное, если бы рядом не было Алексиевского, я пришел бы к какому-нибудь умозаключению, но близость Пивонова совершенно не способствовала логическим построениям.
В конце концов, вволю настонавшись и находившись, Алексиевский упал на кровать. Я молча наблюдал за ним, но через минуту не выдержал:
— Мсье, вам придется лечь на пол. У хозяина этих апартаментов была очень трудная ночь, и он изъявляет желание погрузиться в объятия Морфея. Кроме того, за вчерашнюю шуточку с милиционерами вы заслуживаете того, чтобы спать на гвоздях.
Д. Раконов то ли хохотнул, то ли всхлипнул:
