— Все, — сказала Лялька, положив трубку. — Есть еще трое знакомых, но у них нет телефонов.
— Бегите к ним, — мрачно произнеся, заходя в комнату. — Я здесь подожду… Хотя нет. Схожу в магазин, пива куплю. Что-то меня от этого чая уже тошнит.
Честно говоря, пива мне тоже не очень хотелось. Ну, разве что немножко. Просто взлохмаченные мысли требовали тщательного прилизывания. А это лучше всего было делать наедине, с помощью легенького ветерка, веющего со стороны Черпецких плавней. Да и оставаться одному у Беловода мне почему-то не очень хотелось.
Поэтому я взял у Ляльки ключ от квартиры, пообещал вернуться первым, дождаться их, и мы втроем начали спускаться по ступенькам, которые уже погрузились в коричневую полутьму. Дмитрий прижимал папку с документами к груди, словно матушка-кенгуру своего кенгуренка перед засовыванием оного в сумку. Мне он явно не доверял, и взгляд его блуждал по Вселенной.
Я прикоснулся к Ляльке:
— Вы бы его за руку взяли, что ли. Не дай бог, ногу не так поставит.
От прикосновения Лариса Леонидовна вздрогнула всем телом и судорожно приблизилась к Бабию, действительно взяв его под локоть. От этого жеста у меня перехватило горло, и я сам не туда, куда нужно, поставил ногу, неуверенно пошатнувшись на последней ступеньке…
На улице я еще раз твердо пообещал им возвратиться минут через пятнадцать-двадцать и двинулся на набережную, покрытую крикливо-яркими зонтиками «кафешек-прямо-под-небом» и блестящими витринами маленьких баров. Этих торговых акселератов здесь раньше не было, и выросли они как-то внезапно, что вызывало у меня противоречивые чувства. Народы вокруг были сытыми, пестрыми и расслабленными процессом отдыха. Их карнавальное броуновское движение понемногу затянуло меня в бар-малыш, за стойкой которого возвышался бармен с квадратным лицом, а над ним висел такой же телевизор. Скользнув по моей заклеенной щеке профессиональным взглядом, он, то есть бармен, протянул мне бутылку моего любимого портера, а я не мог оторвать глаз от чуть мерцающего экрана.
Канал телевизора был настроен на «Рандеву». Показывали концерт с участием местных рок-групп. И, когда я вошел в бар, напряженнолицый Михай хрипел:
Расколотый континент
ржавым покрыт пеплом.
Я — ангел-днссидент,
и рай для меня — пекло!
Под рев гитар это «пекло» реверберировало «экло-экло-экло», превращаясь в «икла-клаки-клыки», и казалось, что экран телевизора вибрирует ему в такт, словно мембрана динамика. Этому способствовала и работа камеры, которая то отъезжала, то наезжала на черную массу толпы, колеблющейся вокруг сцены. Зрителей не было. Были чертики рук с рожками пальцев, которые выпрыгивали из вязкой протоплазмы и устраивали свой бесовский танец среди вспышек прожекторов.
